Актриса драмтеатра рассказала, почему решила играть в театре и как её занесло из Красноярска в Белгород
«Гул затих. Я вышел на подмостки…» – это стихотворение Бориса Пастернака звучало в моей голове, когда я в 37 лет первый раз в жизни пришёл в театр. Софиты. Рампа. Сцена. Так получилось, что побывать в театре на спектакле до сих пор не пришлось ни разу. А тут не только на спектакль попал, но и побывал за кулисами, прошёл за сценой, видел механизмы, которые приводят в действо различные театральные конструкции. И встретил знакомую – это Дарья Ковалевская, актриса Белгородского драмтеатра имени М. С. Щепкина. И теперь, в театре, мне захотелось узнать, что это такое – актёрское ремесло.
Я попал на спектакль «Пигмалион», в котором Ковалевская играет главную героиню, цветочницу Элизу Дулиттл. Во время представления я оказался ввергнутым в пучину бушующих на сцене страстей. Сопереживал, смеялся и с замиранием ждал, чем окончится непростая история девушки и профессора.
После спектакля с уставшей, но счастливой Дарьей мы спустились в пустой и тихий зал, который ещё хранил тепло благодарных зрителей, и начали беседу.
Тебе надо в театральный
«Я родилась в Красноярске. А летом ездила маленькая к бабушке на Украину. И там, возле подъезда, устраивала концерты. Весь двор собирался посмотреть. Бабушке нравилось. Она говорила: «Давай, спiвай». А у меня не было никакого стеснения. В садике любила выступать. В школе тоже. Стихи читала.
С пятого класса в моей жизни появилась учительница русского языка и литературы Светлана Владимировна Выросткова. Она писала сценарии для праздников, репетировала с нами, делала номера. И настолько энергией своей заразила, что я уже осознанно захотела стать актрисой. Каждый вечер с родителями вместе собирались. Ужинали. И я всегда эмоционально рассказывала. Все хохотали. И мама сказала: «Тебе надо в театральный».
В театр я впервые попала в старших классах. Посмотрела спектакль «Трамвай «Желание» по Теннесси Уильямсу и поняла, что не могу жить без театра.
У нас в Красноярске есть академия музыки и театра. Я туда поступила учиться. Готовиться надо было серьёзно. Там несколько туров. Но чтобы быть к ним допущенным, вначале надо пройти прослушивание. На нём присутствует несколько педагогов.
Я читала рассказ Тэффи «Жизнь и воротник», стихотворение Волошина «Обманите меня» и басню про мышь, которая тонет в жигулёвском пиве. Ещё абитуриент должен был спеть песню и, если попросят, станцевать. Так как я восемь лет училась в музыкальной школе, с песней не было проблем. И после первого тура прошла сразу на третий, где ждал этюд. Тебе предлагают какую‑нибудь ситуацию. Например, позвонить маме и бабушке и сообщить о чём‑то. И на четвёртом туре – коллоквиум. На нём задают вопросы по литературе, драматургам, театрам. Плюс результаты ЕГЭ по литературе и русскому языку.
Поступила я к замечательному педагогу и артисту Валерию Аркадьевичу Дьяконову.
Учёба необычная: с утра – игры на внимание, на раскрепощение. Экзамен на память физических действий. Я, к примеру, якобы готовила блины: разбивала воображаемые яйца в муку, мешала, пекла… А во второй половине дня – актёрское мастерство. Ещё были общеобразовательные лекции: русский язык и литература, философия, эстетика. А потом – вокал, речь, сценическое движение, сценический бой… Времени не оставалось ни на что, кроме учёбы. Но нам сразу сказали: «Ваша жизнь вам уже не принадлежит!»
И мне сказали: оставайся!
Когда отучилась в 2013 году, стала рассылать свои резюме и фотографии по разным театрам. В академии нет распределения, и твоя дальнейшая судьба в твоих руках. Но в театры не берут только по резюме. Там нужно пройти прослушивание, и только после этого решат, подходишь ты или нет. Одним из первых театров, ответивших на моё письмо, стал белгородский. Мне написали: «Приезжайте, вы понравились художественному руководителю Виктору Ивановичу Слободчуку».
Я приехала. Поразил Белгород: тепло, красиво. У меня в сумке было красное длинное облегающее платье. Я в нём показывала в театральной академии Мэрилин Монро. Переоделась. Коллектив театра был на гастролях. Актёров – никого, только руководство. Я читала «Лёгкое дыхание» Бунина, стихи Волошина, спела песню на испанском. Спросили, куда показывалась. Я призналась, что этот театр первый. И мне сказали: оставайся!
У меня уже около полутора десятков ролей. Первая работа – в композиции «Войною прерванная юность». Её поставил Серёжа Денисов, сейчас он главный режиссёр Губкинского театра. Нас поделили по парам. Со мной встал парень, оказалось – из Красноярска, отучился в той же академии, у моего же худрука. Зовут Антон. И так получилось, что впоследствии он стал моим мужем.
Позже режиссёр Игорь Евгеньевич Ткачёв поставил пьесу «Как боги» по Юрию Полякову, где играла девчонку, успевшую уже всё повидать в жизни. Автор приезжал на премьеру, ему спектакль очень понравился. Это был успех. Мы в Москву ездили с ним.
Много ролей – это актёрское счастье. Моя вершина – «Пигмалион». Я играю в нём главную героиню, Элизу Дулиттл. Вначале роль не давалась, тяжело было. Огромное спасибо Игорю Евгеньевичу Ткачёву – он много работал со мной, и в итоге всё получилось.
Также играю в «Этих свободных бабочках» Джил Тэннер, Леонору в пьесе «С любовью не шутят», Раису в «Касатке».
Химия на сцене
Как начинается работа над спектаклем? Сначала говорят, что будем ставить. Потом – распределение ролей: кто кого играет. И начинается читка. Режиссёр садится за стол. Все со своими партитурами текста. Либо режиссёр вначале вычитывает сам, либо актёры сразу читают по ролям. И так пару дней. Режиссёр во время читки объясняет, что он хочет, каким видит каждого персонажа.
А после читки идём на сцену и начинаем ножками работать. Режиссёр говорит об оформлении. Этюдным методом сцену за сценой выстраиваем. А режиссёр направляет.
Есть режиссёры, которые выстраивают всё, вплоть до поворота головы. В чём‑то это хорошо, но в чём‑то не очень. Очень важно, чтобы не сухие отношения были, а можно было актёру открыться. Химия должна быть на сцене: с партнёрами, с режиссёром. И тогда всё получается.
Актёр должен хорошо разбираться в человеке, понимать его суть. Покривляться и изобразить эмоцию сможет любой. А вот понять, отобрать и присвоить особенности характера может только актёр. Чтобы понять своего персонажа, ты должен всё анализировать. Я обожаю читать книжки по психологии.
В идеале зритель тебя должен чувствовать. А через чувство должно приходить понимание. Если актёр не может вызвать у зрителя сочувствие своему персонажу, то зачем он пришёл в профессию?
Сейчас немало спектаклей делают только для того, чтобы зритель пришёл, похохотал и ушёл. А мне нравится, когда спектакль волнует человека, когда люди о нём думают и спорят. Есть книга. А есть чтиво. Вот и со спектаклями так.
Развитие театру нужно. Если держаться только за классику, далеко не уйдём. Меняются времена, люди. Пишутся новые пьесы. Если они имеют смысл и взывают к чувствам и мыслям, то должны быть в театре. Но если это эпатаж ради эпатажа, то вызывают только отторжение.
Есть режиссёры, которые выстраивают всё, вплоть до поворота головы. В чём‑то это хорошо, но в чём‑то не очень. Очень важно, чтобы не сухие отношения были, а можно было актёру открыться. Химия должна быть на сцене: с партнёрами, с режиссёром. И тогда всё получается.
Актёр должен хорошо разбираться в человеке, понимать его суть. Покривляться и изобразить эмоцию сможет любой. А вот понять, отобрать и присвоить особенности характера может только актёр. Чтобы понять своего персонажа, ты должен всё анализировать. Я обожаю читать книжки по психологии.
В идеале зритель тебя должен чувствовать. А через чувство должно приходить понимание. Если актёр не может вызвать у зрителя сочувствие своему персонажу, то зачем он пришёл в профессию?
Сейчас немало спектаклей делают только для того, чтобы зритель пришёл, похохотал и ушёл. А мне нравится, когда спектакль волнует человека, когда люди о нём думают и спорят. Есть книга. А есть чтиво. Вот и со спектаклями так.
Развитие театру нужно. Если держаться только за классику, далеко не уйдём. Меняются времена, люди. Пишутся новые пьесы. Если они имеют смысл и взывают к чувствам и мыслям, то должны быть в театре. Но если это эпатаж ради эпатажа, то вызывают только отторжение.
Быт и творчество
Когда идёшь в актёры, понимаешь, что миллионов не заработать.
В эту профессию идут творить, играть на сцене. Но всё же большое спасибо нашему Виктору Ивановичу, который переживает за нас, старается чаще давать премии, ищет деньги на новые постановки. Радостно, когда твой руководитель заботится о тебе. Ещё один огромный плюс, что всем приезжим актёрам дают жильё.
Мы, конечно, и сами подрабатываем. Я с детками занимаюсь актёрским мастерством. Работаем ведущими на праздниках, Дедом Морозом и Снегурочкой.
При этом я стараюсь в жизни быть спокойной. И реагировать на всё спокойно. Потому что если будешь жить задыхаясь, то на сцену тебя не хватит. Стараюсь после спектакля сразу вернуться в реальность. Когда работаешь над ролью, то роль эта врастает в тебя. Завтракаешь, как твой персонаж. С людьми общаешься, как он. Но когда роль закреплена, то от этого отходишь.
Нет такого персонажа, который не хотела бы сыграть. Даже если роль вначале не нравится, потом втягиваешься и находишь интересные стороны. Будем репетировать «Идиота», там я буду в роли Аглаи. Хотела бы сыграть Бланш Дюбуа из пьесы «Трамвай «Желание». В ней средоточие женственности и тяжёлой судьбы. Дездемону, наверное, тоже – там проблема не ревности, а обманутого доверия. Катерину из «Грозы»… Много ролей, которые очень хочется сыграть.
Алексей Стопичев,
«БелПресса», 1 мая 2017 г.