Художественный руководитель Молодежного театра на Фонтанке, народный артист России Семен Спивак никогда не ставил спектаклей в провинции. И по собственному признанию режиссера, соглашаясь на постановку в Белгородском государственном академическом драматическом театре имени М.С. Щепкина, сам не верил в успех этой затеи.
Знакомство щепкинцев с известным режиссером и театральным педагогом состоялось в октябре 2013 года, на IX Всероссийском театральном фестивале «Актеры России - Михаилу Щепкину», в программе которого театр из Санкт-Петербурга показал спектакль «Жаворонок» Ж. Ануя. Тогда же была достигнута предварительная договоренность о сотрудничестве с белгородским театром. Позже родилось название будущего спектакля - «Касатка» А.Н. Толстого.
Доброжелательность и открытость белгородской публики известна, но такой искренности и непосредственности зрительских эмоций, таких долгих и громких оваций, после премьерных показов «Касатки», зал Белгородской драмы не знал давно. Это неудивительно: публика соскучилась по ясным, прозрачным человеческим историям со счастливым финалом. Тем более что незатейливый, казалось бы, сюжет лирической комедии с почти водевильными положениями и ходами в спектакле Спивака превратился в удивительный коллаж из картин русской жизни, портретов русских характеров - живых, узнаваемых, окрашенных интонациями любви, сострадания и мягкого юмора.
«Касатка» из тех спектаклей, что принято называть атмосферными. Сценография народного художника России Марта Китаева и художника Михаила Платонова живописно воплощает две среды обитания героев: номер петроградской гостиницы словно погружен в тяжелую, прокуренную, пропитанную стылым пороком синеву предутренних сумерек, а волжские сцены, точно картины русских импрессионистов, пронизаны солнцем, расцвечены в лазоревых тонах, напоены ароматами медоносного разнотравья и спелых яблок... И яблоневое дерево на заднем плане - кряжистое, ветвистое, раскидистое - воспринимается не просто как примета усадебного быта, но как древнее древо жизни, познания, любви, как символ обретенного рая...
А какими чудесными мелодиями наполнена музыкальная палитра спектакля (заслуженный работник культуры России Иван Благодер)! Мотив безысходности томных цыганских романсов неожиданно драматично отзывается в композиции Эммы Шапплин «Погасшие звезды», слезливый же мелодраматизм мещанской песенки «Ах, боже мой, что делает привычка» вступает в противоборство с напряженной динамикой музыки современного французского композитора Сен-Пре.
Встреча столичного и провинциального миров воплощена и в костюмах Михаила Воробейчика. Словно птица с экзотическим оперением выглядит Касатка в изысканной шляпке, струящихся шелках с драпировками и кружевами среди льняной пестряди, вышивок и прошивок нарядов деревенских жительниц. Но какая невыразимая прелесть заключена и в хрупкой, увядающей красоте одинокой декадентской розы, и в скромном обаянии букета полевых цветов!
И как вышит самый мелкий цветочек на переднике деревенской тетушки - филигранно, любовно, без единого узелка даже с оборотной стороны - так же артисты Белгородской драмы вышивают точными и изящными стежками по канве Семена Спивака и его помощницы Марии Мирош образы героев «Касатки».
В белгородском спектакле две Касатки - Оксана Бгавина и Вероника Васильева. Обе красивые, изящные, женственные. Но какие разные и выразительные акценты в звучании темы Марии Косаревой появляются в исполнении двух актрис! Вероника Васильева играет femme fatale с основательной псковской закваской. Эта Касатка, несмотря на блеск мишуры салонной певички, птичьи всхлипывания и театральные жесты, коня на скаку остановит, и страсти ей нужны, по выражению ее любовника, способные свалить быка. Маша Вероники Васильевой - натура сильная и цельная, и мужчина рядом ей нужен вровень силе ее чувств. Другая Касатка Оксаны Бгавиной. Ломкая, нервная, мучающаяся сознанием собственной греховности, но вынужденная играть сильную женщину. Она, скорее, ищет мужское плечо, на которое могла бы опереться. И ее тихие, обращенные к тетушке слова: «Я буду ему верной женой» - звучат и как оправдание, и как обещание счастья любимому.
Илья Ильич Быков в исполнении артиста Игоря Ткачева интересен размахом амплитуды русского характера - от мужицкой основательности и правильности к мужицкой необузданности, страстности, «разинщине», а потом к лопахинской «тонкой, нежной душе». Комизм положения жениха, вынужденного жениться в угоду покровительнице, Игорь Ткачев окрашивает в подчеркнуто серьезные, даже патетические тона. Встреча с Марьей Семеновной будит в герое смешную и вовсе несвойственную управляющему имением мечтательность; узнавание в ней Касатки, его юношеской любви, - мужскую злость, смешанную с желанием; невозможность переменить уготованную участь - стыдное опьянение, сменяющееся трезвой решимостью бежать с любимой; счастье обладания женщиной, о которой мечтал, - тихую, заботливую нежность.
Танец с хлыстами, поставленный балетмейстером, заслуженным деятелем искусств России Сергеем Грицаем как кульминация развития отношений Касатки и Быкова, ярко и динамично оттеняет историю чувств другой пары героев, застывших во мраке сцены с венчальными свечами.
Виталий Бгавин, премьер щепкинского театра, тонко и естественно ведет князя Анатолия Бельского к освобождению от морока столичной жизни. Казалось, шаг отделял князя от участи Барона из горьковской «На дне» (одна из блестящих ролей в репертуаре артиста). И эта параллель вносит острую ноту в драму безвольного человека, влекомого потоком жизни в пропасть. И только «простая жизнь и свет, прозрачный, теплый и веселый» пробудят в нем детскую, наивную душу, ощущение полноты и радости бытия. От избытка чувств, в совершеннейшем «телячьем восторге» он вспорхнет на райское дерево, а потом, словно испугавшийся высоты сытый домашний кот, осторожно сползет по лестнице. Однако сохранит княжеское достоинство, картинно, в подскоке, продемонстрировав свою прыть и ловкость. Вот только с таким же изяществом не удается выйти князю из любовного многоугольника. Смешно, трогательно и благородно пытается он отказаться от забрезжившего счастья с Раисой - потому что не может предложить невинной душе себя, альфонса и картежника.
Но в Раисе Глебовне, этом чистом, светлом, юном ангеле, уже родилась настоящая русская женщина, способная пойти за любимым на край света и спасти его от самого себя. Дарья Ковалевская, всего второй сезон работающая в Белгородской драме, здесь не просто очаровывает свежестью и непосредственностью, но очень точно обозначает восхождение героини к осознанию силы своей женственности и любви.
Среди чудесных дуэтов «Касатки» особенно пронзительна пара Варвары Ивановны Долговой и Абрама Алексеевича Желтухина. Ирина Драпкина в роли хозяйки волжского имения завораживает зрителя отточенным мастерством актерского рисунка. В невероятных стремительных перепадах от громкой, властной жесткости к мягким, сердечным краскам, в выразительных жестах чудаковатой провинциальной барыни, в трогательных намеках о неслучившемся и невозможном в ее женской судьбе, в смешном желании держать все нити событий в своих руках раскрывается дивный, теплый образ русской тетушки, скрывающей в суете будничных забот и хлопот драму одинокого сердца.
«Потомственный аристократ» Абрам Желтухин в исполнении Дмитрия Евграфова в спектакле становится эдаким локомотивом развития комического начала. Он забавно пытается пристроиться третьим на огромную кровать гостиничного номера Касатки и князя. Он в упоительном поэтическом азарте диктует Анатолю текст письма к тетушке. Он уморителен в манипуляциях с бутылками, рюмками и прочей тарой, пригодной для распития алкоголя. Он смешон и жалок, когда пытается отплыть четвертым классом грузового судна от «пыльных дорог и диких некультурных людей» к сияющей мечте - Монте-Карло. Но Дмитрий Евграфов привносит в образ незадачливого и неудачливого пройдохи ноты безысходной горечи, окрашивает роль острыми трагикомическими тонами, делая нелепого Желтухина едва ли не символом одинокой, бездомной, несложившейся жизни «сына человеческого».
И второстепенные роли в спектакле Спивака прописаны с такой сочностью красок, что запоминаются не меньше «центровых». Это и тетушка Анна Аполлосовна, сыгранная Надеждой Пахоменко ярко, гротесково и все же с нотками несбывшейся судьбы... И ее дочь Вера в исполнении Нины Кранцевич, что аж подпрыгивает в нетерпеливом ожидании каких бы то ни было вестей в провинциальной глуши... И матрос Панкрат Андрея Терехова, который и во хмелю видит всех насквозь, пряча усмешку в густые усы... И смешливая, юркая дворовая девка Дуняша Алены Беседы - словно заливистый звонкий колокольчик под дугой всей этой странной русской птицы-тройки...
«Действие происходит в 1916 году в Петрограде и в имении Долговой», - эта строчка в театральной программке и прощальные слова влюбленных пар о том, что вернутся к тетке через год, заставляют задуматься о призрачности и зыбкости счастья этих «глупых, смешных детей». И все же, говоря словами другого Толстого, «надо жить, надо любить, надо верить»... И быть счастливыми, когда судьба дает шанс...
Почернина Наталья,
«Страстной бульвар, 10», № 6-176, 2015 г.
Знакомство щепкинцев с известным режиссером и театральным педагогом состоялось в октябре 2013 года, на IX Всероссийском театральном фестивале «Актеры России - Михаилу Щепкину», в программе которого театр из Санкт-Петербурга показал спектакль «Жаворонок» Ж. Ануя. Тогда же была достигнута предварительная договоренность о сотрудничестве с белгородским театром. Позже родилось название будущего спектакля - «Касатка» А.Н. Толстого.
Доброжелательность и открытость белгородской публики известна, но такой искренности и непосредственности зрительских эмоций, таких долгих и громких оваций, после премьерных показов «Касатки», зал Белгородской драмы не знал давно. Это неудивительно: публика соскучилась по ясным, прозрачным человеческим историям со счастливым финалом. Тем более что незатейливый, казалось бы, сюжет лирической комедии с почти водевильными положениями и ходами в спектакле Спивака превратился в удивительный коллаж из картин русской жизни, портретов русских характеров - живых, узнаваемых, окрашенных интонациями любви, сострадания и мягкого юмора.
«Касатка» из тех спектаклей, что принято называть атмосферными. Сценография народного художника России Марта Китаева и художника Михаила Платонова живописно воплощает две среды обитания героев: номер петроградской гостиницы словно погружен в тяжелую, прокуренную, пропитанную стылым пороком синеву предутренних сумерек, а волжские сцены, точно картины русских импрессионистов, пронизаны солнцем, расцвечены в лазоревых тонах, напоены ароматами медоносного разнотравья и спелых яблок... И яблоневое дерево на заднем плане - кряжистое, ветвистое, раскидистое - воспринимается не просто как примета усадебного быта, но как древнее древо жизни, познания, любви, как символ обретенного рая...
А какими чудесными мелодиями наполнена музыкальная палитра спектакля (заслуженный работник культуры России Иван Благодер)! Мотив безысходности томных цыганских романсов неожиданно драматично отзывается в композиции Эммы Шапплин «Погасшие звезды», слезливый же мелодраматизм мещанской песенки «Ах, боже мой, что делает привычка» вступает в противоборство с напряженной динамикой музыки современного французского композитора Сен-Пре.
Встреча столичного и провинциального миров воплощена и в костюмах Михаила Воробейчика. Словно птица с экзотическим оперением выглядит Касатка в изысканной шляпке, струящихся шелках с драпировками и кружевами среди льняной пестряди, вышивок и прошивок нарядов деревенских жительниц. Но какая невыразимая прелесть заключена и в хрупкой, увядающей красоте одинокой декадентской розы, и в скромном обаянии букета полевых цветов!
И как вышит самый мелкий цветочек на переднике деревенской тетушки - филигранно, любовно, без единого узелка даже с оборотной стороны - так же артисты Белгородской драмы вышивают точными и изящными стежками по канве Семена Спивака и его помощницы Марии Мирош образы героев «Касатки».
В белгородском спектакле две Касатки - Оксана Бгавина и Вероника Васильева. Обе красивые, изящные, женственные. Но какие разные и выразительные акценты в звучании темы Марии Косаревой появляются в исполнении двух актрис! Вероника Васильева играет femme fatale с основательной псковской закваской. Эта Касатка, несмотря на блеск мишуры салонной певички, птичьи всхлипывания и театральные жесты, коня на скаку остановит, и страсти ей нужны, по выражению ее любовника, способные свалить быка. Маша Вероники Васильевой - натура сильная и цельная, и мужчина рядом ей нужен вровень силе ее чувств. Другая Касатка Оксаны Бгавиной. Ломкая, нервная, мучающаяся сознанием собственной греховности, но вынужденная играть сильную женщину. Она, скорее, ищет мужское плечо, на которое могла бы опереться. И ее тихие, обращенные к тетушке слова: «Я буду ему верной женой» - звучат и как оправдание, и как обещание счастья любимому.
Илья Ильич Быков в исполнении артиста Игоря Ткачева интересен размахом амплитуды русского характера - от мужицкой основательности и правильности к мужицкой необузданности, страстности, «разинщине», а потом к лопахинской «тонкой, нежной душе». Комизм положения жениха, вынужденного жениться в угоду покровительнице, Игорь Ткачев окрашивает в подчеркнуто серьезные, даже патетические тона. Встреча с Марьей Семеновной будит в герое смешную и вовсе несвойственную управляющему имением мечтательность; узнавание в ней Касатки, его юношеской любви, - мужскую злость, смешанную с желанием; невозможность переменить уготованную участь - стыдное опьянение, сменяющееся трезвой решимостью бежать с любимой; счастье обладания женщиной, о которой мечтал, - тихую, заботливую нежность.
Танец с хлыстами, поставленный балетмейстером, заслуженным деятелем искусств России Сергеем Грицаем как кульминация развития отношений Касатки и Быкова, ярко и динамично оттеняет историю чувств другой пары героев, застывших во мраке сцены с венчальными свечами.
Виталий Бгавин, премьер щепкинского театра, тонко и естественно ведет князя Анатолия Бельского к освобождению от морока столичной жизни. Казалось, шаг отделял князя от участи Барона из горьковской «На дне» (одна из блестящих ролей в репертуаре артиста). И эта параллель вносит острую ноту в драму безвольного человека, влекомого потоком жизни в пропасть. И только «простая жизнь и свет, прозрачный, теплый и веселый» пробудят в нем детскую, наивную душу, ощущение полноты и радости бытия. От избытка чувств, в совершеннейшем «телячьем восторге» он вспорхнет на райское дерево, а потом, словно испугавшийся высоты сытый домашний кот, осторожно сползет по лестнице. Однако сохранит княжеское достоинство, картинно, в подскоке, продемонстрировав свою прыть и ловкость. Вот только с таким же изяществом не удается выйти князю из любовного многоугольника. Смешно, трогательно и благородно пытается он отказаться от забрезжившего счастья с Раисой - потому что не может предложить невинной душе себя, альфонса и картежника.
Но в Раисе Глебовне, этом чистом, светлом, юном ангеле, уже родилась настоящая русская женщина, способная пойти за любимым на край света и спасти его от самого себя. Дарья Ковалевская, всего второй сезон работающая в Белгородской драме, здесь не просто очаровывает свежестью и непосредственностью, но очень точно обозначает восхождение героини к осознанию силы своей женственности и любви.
Среди чудесных дуэтов «Касатки» особенно пронзительна пара Варвары Ивановны Долговой и Абрама Алексеевича Желтухина. Ирина Драпкина в роли хозяйки волжского имения завораживает зрителя отточенным мастерством актерского рисунка. В невероятных стремительных перепадах от громкой, властной жесткости к мягким, сердечным краскам, в выразительных жестах чудаковатой провинциальной барыни, в трогательных намеках о неслучившемся и невозможном в ее женской судьбе, в смешном желании держать все нити событий в своих руках раскрывается дивный, теплый образ русской тетушки, скрывающей в суете будничных забот и хлопот драму одинокого сердца.
«Потомственный аристократ» Абрам Желтухин в исполнении Дмитрия Евграфова в спектакле становится эдаким локомотивом развития комического начала. Он забавно пытается пристроиться третьим на огромную кровать гостиничного номера Касатки и князя. Он в упоительном поэтическом азарте диктует Анатолю текст письма к тетушке. Он уморителен в манипуляциях с бутылками, рюмками и прочей тарой, пригодной для распития алкоголя. Он смешон и жалок, когда пытается отплыть четвертым классом грузового судна от «пыльных дорог и диких некультурных людей» к сияющей мечте - Монте-Карло. Но Дмитрий Евграфов привносит в образ незадачливого и неудачливого пройдохи ноты безысходной горечи, окрашивает роль острыми трагикомическими тонами, делая нелепого Желтухина едва ли не символом одинокой, бездомной, несложившейся жизни «сына человеческого».
И второстепенные роли в спектакле Спивака прописаны с такой сочностью красок, что запоминаются не меньше «центровых». Это и тетушка Анна Аполлосовна, сыгранная Надеждой Пахоменко ярко, гротесково и все же с нотками несбывшейся судьбы... И ее дочь Вера в исполнении Нины Кранцевич, что аж подпрыгивает в нетерпеливом ожидании каких бы то ни было вестей в провинциальной глуши... И матрос Панкрат Андрея Терехова, который и во хмелю видит всех насквозь, пряча усмешку в густые усы... И смешливая, юркая дворовая девка Дуняша Алены Беседы - словно заливистый звонкий колокольчик под дугой всей этой странной русской птицы-тройки...
«Действие происходит в 1916 году в Петрограде и в имении Долговой», - эта строчка в театральной программке и прощальные слова влюбленных пар о том, что вернутся к тетке через год, заставляют задуматься о призрачности и зыбкости счастья этих «глупых, смешных детей». И все же, говоря словами другого Толстого, «надо жить, надо любить, надо верить»... И быть счастливыми, когда судьба дает шанс...
Почернина Наталья,
«Страстной бульвар, 10», № 6-176, 2015 г.