В последние октябрьские дни семинар журналистов, пишущих отеатре, под руководством Н.Д. Старосельской проходил в Белгородском академическом драматическом театре им. М.С. Щепкина. За четыре дня участники из Краснодара и Ставрополя, Курска и Саранска, Оренбурга и Нижнего Новгорода,Уфы, Челябинска и Одессы посмотрели семь спектаклей - работа была напряженной и увлекательной, потому что каждый из спектаклей обсуждался не только в своем кругу, но и на труппе, иногда с привлечением местных журналистов.
По сложившейся уже традиции большинство из них написали рецензии специально для журнала «Страстной бульвар, 10», на базе которого проводится с нынешнего года семинар. В этом номере мы знакомим читателя с их своеобразными творческими отчетами.
Жуткое счастье двоих
В 2014 году в Белгородском государственном академическом драматическом театре режиссер Елена Оленина поставила спектакль по рассказу Бориса Лавренева «Сорок первый», выбрав в качестве драматургической основы инсценировку Иосифа Райхельгауза.
Рок-История - именно так обозначают жанр спектакля его создатели. Увы, большинству сегодня имя Бориса Лавренева не говорит совершенно ни о чем, фильмы Якова Протазанова и Григория Чухрая никогда не попадали в поле их зрительского внимания, и для них открывается прежде всего рóковая составляющая спектакля - с его выразительной музыкой, запоминающимися ритмами и песнями. Но есть и те, кому возникающий мощный контекст дает основу для иных ассоциаций и тогда социально-идеологический план противостояния героев уходит в тень, уступая место смыслам экзистенциальным.
Однако этому изначально противится инсценировка - местами иллюстративная, спрямленная, а потому утратившая и лавреневскую образность, и его многоплановость. И во многом она стала причиной выбранной формы спектакля, где яркая форма, увы, затмевает его содержательную глубину.
Рокова́я трагическая предопределенность задана уже в самом названии. На счету красноармейца Марии Басовой сорок убитых белых, но неизбежно появится сорок первый. И от судьбы уйти станет возможно, причем дважды - и в тот момент, когда Марютка впервые промахнется, и в финале, когда ее выстрел все-таки достигает цели.
Как к некой земле обетованной бредет по пескам Каракумов к Аральскому морю малочисленный отряд малинового комиссара Евсюкова (Андрей Терехов) - шагают в ногу, покачиваясь от усталости, то подбадривая себя революционными лозунгами, то затягивая цветаевское «Полюбил богатый бедную...». Здесь есть представители всех групп - Мужик (Николай Ильдиряков), Рабочий (Роман Рощин), Солдатик (Илья Васильев), Студент (Дмитрий Беседа). И первые сцены демонстрируют нам, что и внутри этой монолитной, казалось бы, массы есть разногласия. Они спорят о том, божеская ли правда лучше или большевистская, Студент возмущен тем, что новая власть обещает все только рабочим... Но при всех подробностях персонажи эти так и останутся лишь функциями (здесь, к сожалению, теряется даже Евсюков!). Погибшие во время шторма (долгая сцена, где море обозначается огромным синим полотном, а лодка благодаря штакетной системе буквально становится на дыбы - прием не новый, но вполне театральный; однако здесь возникает конфликт сцены и экрана, на котором параллельно идет проекция реальных бушующих волн), они не вызывают сочувствия, но в дальнейшем по ходу действия будут возникать во снах, мыслях, горячечном бреду героев.
В спектакле по-настоящему живыми героями являются лишь Марютка (Вероника Васильева) да Говоруха-Отрок (Дмитрий Гарнов). И это правильно, потому что история о них! О вдруг нахлынувшем чувстве, которому нет дела до разности культур и революционных распрей.
Гвардии поручик Говоруха-Отрок появляется чуть картинно - в дыму, который рассеивается после неудачного выстрела Марютки. Стоит бесстрашный офицер, в погонах, с прямой спиной и несгибаемой силой духа (той самой, что так поразит Евсюкова, духа, который в тяготах побеждает тело!).
Их первый диалог - таких разных, далеких поначалу друг от друга, как небо и земля, - возникнет тогда, когда на привале Марютка начнет читать свои стихи, а он будет слушать их с неподдельным интересом, пытаясь понять, как и откуда в этой бунтарке, в ее непокорной голове рождаются эти «необделанные», но все же поэтические строки.
А потом они окажутся вдвоем на пустынном острове, и эта земная твердь станет для них в этом революционном хаосе твердью духовной. Придуманный художником Мариной Шепорнёвойогромный, на полсцены, открытый всем ветрам остов некогда крепкого строения - как символ того разрушенного до основания мира, который неизвестно, будет ли кем-то воссоздан вновь.
У едва теплящегося костра они сбросят одежду и друг в друге увидят не врага, но человека. И вот здесь спектаклю остро не хватает крупных планов - ведь на фоне вселенской катастрофы «треснувшей напополам земли» разворачивается история разрывающегося живого человеческого сердца! В этом «мерцании масштабов» и есть истинная трагедия. Как зрителям нам хочется понять, как же случилось так, что Марютка взглянула в глаза Говорухе-Отроку и потонула в его синих очах... Но вместо этого режиссер предлагает эффектную с точки зрения визуального ряда сцену, когда герои скрыты пеленой, и мы различаем лишь их силуэты внутри полуразрушенного сарая (читай, тех самых яслей!), давшего им приют.
Множество пластически решенных эпизодов (балетмейстер Александр Малахов) - будь то любовные сцены, бред больного Говорухи-Отрока, или явления погибшего отряда, перенасыщенный музыкальный ряд (музыкальное оформление Руслана Родионова) своей избыточностью затмевают главных героев, не дают приблизиться к героям настолько, чтобы успеть полюбить их. И все же есть, есть в этом спектакле одна сильная, эмоционально наполненная сцена. Это воспоминание Говорухи-Отрока о Петербурге, о книгах, о той жизни, которая уже не вернется, - мы-то это уже точно знаем. Как знает и Дмитрий Гарнов. И здесь он балансирует на едва уловимой грани, когда Я-актера сливается с Я-образом, что придает спектаклю удивительный объем, и рождаются настоящие чувства. И этот момент становится для Вадима Говорухи-Отрока еще одним этапом взросления - нет больше возврата к отрочеству, уютному, теплому, милому. А Марютка, слушая его, затаив дыхание (для нее это так же непостижимо, как для него те самые ее стихи!) будет еще долго сидеть в одном солдатском сапоге, находясь как бы на распутье - вновь стать бойцом Красной Армии или остаться женщиной и пойти за любимым... И Вероника Васильева играет этот выбор отчаянно - ее Марютка не сможет понять такого родного, но настолько чужого ей человека! А потому яростно натягивает она второй сапог и, соскочив, мощным ударом по лицу «отрезвляет» замечтавшегося о покое Говоруху-Отрока.
И вновь они будут стоять каждый в своем: он - в офицерской шинели, она - в красногвардейской рванине. Будут стоять на своем... До конца. Они взберутся наверх и будут отчаянно звать показавшийся вдали парус. И когда разглядят золотые полоски офицерских белогвардейских погон, он будет до одури счастлив, а она словно потеряет чувство реальности, вспомнит наказ Евсюкова: «Белым не сдавать!», вскинет тяжеленную винтовку и...
Выстрел здесь так и не прозвучит. В этом громком по звукоряду спектакле вдруг наступит минута тишины. И Говоруха-Отрок медленно скатится вниз по ступеням, и только одному ему будет слышен апокалиптический грохот. До него было сорок, а после него - по всей земле - еще сорок сороков...
И придут люди. И будет неважно, какой на них мундир. И они накроют красную от крови и огня планету белой простыней, погребя под ней Его и Ее...
«И холодно стало третьему вдруг от жуткого счастья двоих...
Елена ПОПОВА
Уфа
Театр и литература
«Обыкновенная история» Белгородского драматического театра им. М.С. Щепкина длится чуть дольше школьного урока, да и структура спектакля в большей степени напоминает школьный урок с конкретными целями и задачами. «Прочитайте эту прелесть!» - настойчиво рекомендует нам Рассказчик (Алексей Колчев). Режиссер-постановщик Игорь Ткачев, взяв за основу инсценировку В. Розова, мало что от нее оставил. В итоге в истории Саши Адуева (Антон Блискунов) все параллельные линии, истории или предыстории либо не звучат в спектакле, либо пунктиром соединяют действие в одно единое целое при помощи Рассказчика, который периодически трансформируется в соперника-графа, в доктора, в слугу.
В условиях камерной сцены, где просто невозможно допустить что-то лишнее, художник-постановщик Марина Шепорнёва создала удивительно точную атмосферу XIX века. Сценическое пространство условно разделено на две зоны, два абсолютно разных мира. Мир Адуева-старшего, где письменный стол становится главным предметом, определяющим род деятельности его хозяина. И мир Александра Адуева, где диван - символ размеренной и спокойной жизни, куда Сашенька возвращается на время, чтобы переосмыслить свои столичные неудачи. И объединяет два мира небольшое пространство где, собственно, и разворачивается все действие.
Стирая грань между сценой и зрительным залом, режиссер дарит нам возможность невероятного ощущения жизни внутри спектакля. На одном дыхании проживаем мы историю нашего героя. Артисты очень динамичны и убедительны в трансформации своих образов.
Александр Адуев в исполнении Антона Блискунова - это не прекраснодушный юноша с кудряшками и небесно-голубыми глазами, он не романтик, скорее, уверенный в себе провинциал. И не романтика движет сегодня молодым поколением, а инфантильные представления, желание получить от жизни все, не прилагая особых усилий.
Очень сдержанный рисунок роли Петра Ивановича Адуева (Дмитрий Евграфов) с первого появления артиста на сцене показывает прежде всего не «реального», прагматичного чиновника, а скорее человека, который в погоне за успехом, деньгами и карьерой давно надорвал свою спину. В каждом движении, в каждом жесте, в каждой реплике - усталость.
Елизавета Александровна (Эвелина Ткачева) скорее мудра, нежели расчетлива. Именно она способна удержать Сашу от самых безрассудных поступков, и именно она способна спасти своего супруга от непонятной на первый взгляд (ведь, казалось бы, все есть для счастья) тоски.
Очень жаль потерянной истории Евсея (Илья Штейнмиллер). Так ярко появившись в самом начале, мы увидим его лишь во время поклона. Вырезав историю Аграфены и Евсея, в которой не было никакого прагматизма, режиссер не оставил нам шанса на возможность существования чистой любви, не по расчету. Получается, что в любви можно либо горько разочароваться, либо прийти к ней сломленным.
Не достаточно было и истории Наденьки (Татьяна Макарова) и Александра. Вернее, не хватило текста, самого Гончарова.
Спектакль адресован главным образом молодежи. Проблема воспитания - самая обсуждаемая тема сегодня. И, возможно, с этой точки зрения у режиссера получился неплохой вариант «внеклассного чтения». И фраза: «Прочитайте эту прелесть» - сработает как призыв к действию.
Но в таком случае «Обыкновенная история» И.А. Гончарова, один из лучших романов XIX века, становится лишь самой обыкновенной историей, проиллюстрировав которую, мы просто будем стараться привлечь молодое поколение к прочтению русской классической литературы. Всегда казалось, что возможности театрального искусства намного шире.
Ольга КЕРБИЦКОВА
Саранск
Приговоренные и содрогнувшиеся
Два рассказа Захара Прилепина «Грех» и «Верочка» стали поводом спектакля Белгородского государственного академического драматического театра им. М.С. Щепкина «Приговоренный к счастью». Имя громкое, один из настоящих современных писателей, - это ли не справедливое и логичное продолжение характерного нашему театру процесса присвоения прозы сценой. Раньше были Валентин Распутин, Федор Абрамов, - каждый мысленно продолжит этот ряд другими славными именами.
Стоит ли говорить, что воздействие сегодняшней прозы на читателя, а потом и зрителя - заметно отличается от прошлых славных традиций. Формулируя кратко - другой характер сопереживания. Нравственное страдание, излучаемое русской литературой, теперь неотрывно от шока, когда намеренного и вызывающего, когда вполне органичного. Спектакль белгородцев «почувствовал разницу» и сделал все, что мог, дабы оставить зрителя в состоянии дрожи не только внутренней, но вполне физической, до состояния мурашек по коже.
Прочитав в программке тревожный оксюморон «Приговоренный к счастью» и впустив в себя мысль-подозрение о чем-то неизбежном, вскоре, уже в первой сцене в том убеждаешься. Тема войны, вложенная в уста героя, быстро развеет сомнения - смерти быть! Автор инсценировки и режиссер-постановщик Владимир Дель избрал контраст магистральным приемом постановки. Он мыслит контрастными картинами. Проносясь перед нами, они строят сценическое повествование. При этом лубочные декорации Марины Шепорнёвой относят деревенский быт будто к доброй сказке: в центре ее солнце, своеобразный символ жизни - коловрат; колодец, румяные яблоки... В намеренно безмятежную картину входят столь же румяные, здоровые, полные жизни молодые люди: две сестры Катя (Нина Кранцевич) и Ксюша (Дарья Ковалевская), их двоюродный брат Захарка (Роман Рощин). Какое-то время танцуют под простую попсу, смеются, любят (хореограф Александр Малахов, музыкальное оформление Руслан Родионов).
Но неизбежность смерти ощутима и подает свои знаки.
Сначала жуткая сцена с крысой, убитой героем в черной ночи избы, когда он достает свою окровавленную руку из мусорного пакета; затем зарезанная в деревне свинья, что мерещится ему в облике сестры в некой языческой маске свиного рыла; от него отходят гирлянды роз и цветов (так метафорически режиссером визуализированы внутренности животного).
Тошнотворные сцены эти берут свое начало, безусловно, в современной прозе, полной натурализма. А вынесенные на подмостки, видимо, призваны служить усилению воздействия на современного читателя и зрителя. И тот, и другой, считается, потерял чувствительность в эпоху постмодерна и все приемлет - послушно и с пониманием.
А затем, после прелюдий-намеков, расставленных по ходу спектакля, история Верочки, девушки, трагически погибшей в автокатастрофе. Она решена тем же способом: лежит в черном мусорном пакете, и из него лишь ее торчащая, мраморно изящная, скульптурная рука с кольцом, подарок парня, так и не узнавшего ее «легкого дыхания». Смерть в солдатском камуфляжном балахоне ходит по, казалось бы, безмятежному яблоневому саду, срезает «греховные» яблоки и подслушивает разговоры увлеченных запретной кровосмесительной страстью Захарки и Кати. Где им укрыться от посторонних глаз? - и расписной задник сменяется грубо мазаной декорацией кладбища. И подбрасываемый героями пух легче земли, и становится совсем уж страшно от наползающих тут фразеологических ассоциаций. Катя носит на плечах бутафорские крылья ангела, это ее сынок, который любит играть с Захаркой. Таковы тонкие режиссерские аллегории, идиллия на троих: молодая женщина, молодой мужчина, с ними малыш. Сцена полна умиротворения, уюта и надежды - ангел-хранитель спасет всех, а счастье здесь и сейчас!
Однако следует окончательная ремарка: «Но другого лета не было никогда». На сцене на полную мощность работает соковыжималка и выжимает последние соки уже не из яблок, а из молодости, красоты и надежды на счастье. «Приговоренные к счастью» так и не вкусили его.
Режиссерские метафоры остались бы голыми приемами, если бы не удивительное актерское обаяние «приговоренных». Захарке тяжело устоять перед кокетством сестер, увлекается каждой, и понимаешь почему: их сценическая жизнь проведена на полутонах, полувзглядах, ничего лишнего в интонациях, жестах, одна правда и естественность молодой жизни. Ресницы Кати лишь вздрагивают, а слышно, что это признание в любви и призыв счастья. Такая искренность на сцене даже в век постпостмодерна пробудит глухого зрителя. Но - и заставит содрогнуться безжалостному приговору молодости и красоты.
Раньше подобный приговор все же как-то скрадывался лиризмом, исходившим от автора ли, от сцены - от самой великой литературной и театральной традиции, призывавшей милость к павшим. Но сегодня он обжалованью не подлежит. Почувствуйте разницу.
Светлана КОЛЕСНИКОВА
Краснодар
Вместо драмы - хеппи-энд
О Белгородском академическом драматическом театре можно говорить долго и с удовольствием.
Репертуар богат, в нем будто собраны все времена. Артисты органичны и во «вчера» и в «сегодня». Искусно перевоплощаясь, они показывают, каким будет завтра, и в этом, пожалуй, высший пилотаж. Почти во всех спектаклях труппа подносит публике зеркало. Посмотрите, загляните в себя, сравните, подумайте...
Исключение - «Пигмалион». Данная постановка отражает не зрителей, не взлет и сомнения человека, не внутреннюю, полную борьбы жизнь. Это, скорее, красочный пересказ пьесы. Насколько щедр к своим героям Бернард Шоу! При всем колорите они очень гибки в своем природном начале. Элиза Дулиттл по воле режиссера может оказаться целеустремленной девушкой, решившей во что бы то ни стало завоевать чудаковатого и богатого господина, отсыпавшего ей горсть монет. Она может остаться такой же непосредственной и милой, как в книге. Натурой богатой и щедрой. Тянущейся к знаниям и еще больше к любви. Чутко перенимающей все уроки своего мастера и постепенно становящейся на него похожей.
В спектакле мы видим... Золушку. Перерождения уличной цветочницы в полную достоинства даму не происходит. Нет, Дарья Ковалевская, исполняющая роль Элизы, как и положено, внешне преображается. Но вот тот внутренний переход, какой-то душевный надрыв остаются за кадром. Потому один из главных диалогов с Хиггинсом (Дмитрий Гарнов) кажется неживым. Сразу же после бала они выясняют отношения и меняются местами. Уязвленной и боящейся будущего Элизе удается вывести из себя педантичного и эгоистичного учителя, привыкшего смотреть на людей, как на буквы - любопытные лишь в том, как их произносит жизнь.
Теперь она - Пигмалион, и справедливы слова самого Хиггинса «Мы все зависим друг от друга, все живые люди». Благодаря Элизе профессор меняется, и зритель с удовольствием следит, как тот по-мальчишески волнуясь, ищет ее и трепещет.
«Творить жизнь и значит творить беспокойство», - говорит в пьесе драматург устами Хиггинса. После просмотра создалось впечатление, что режиссер Игорь Ткачев не поставил перед собой задачи вообще кого бы то ни было обеспокоить душевно. Очень гладка и блестяща ткань спектакля. Вместо глубокой и психологической драмы показана сказка. Что же, взрослые любят сказки. Причем рассказанные пикантно и с юмором.
Один образ миссис Пирс (Валерия Ерошенко) чего стоит! В доме убежденного холостяка, опасающегося женщин, служит экономкой сексуальная дамочка, которая одним только своим появлением заряжает зал. Роль Валерии Ерошенко мала, но заметна. Экстравагантно показавшись в первом акте, она исчезает из спектакля совсем. А жаль. Коли появился в постановке столь неожиданный персонаж, то он, как чеховское ружье, должен в финале выстрелить.
Не в пример миссис Пирс полностью разыграна карта «необычного» мистера Дулиттла (Дмитрий Евграфов). Пожалуй, никто еще из артистов ранее не представил публике такого обаятельного отца Элизы.
Альфред Дулиттл нарисован отнюдь не черными красками. Да, он до предела безнравственен, но при этом чертовски остроумен, самодостаточен и весел. Он в чем-то большой философ, научившийся самой сложной науке на свете, - быть счастливым. Евграфову удается передать в полноте характер этого непростого героя, и мусорщик в спектакле кажется самым живым персонажем. Он не статичен, он меняется и рождается заново на глазах у зрителей.
Вообще «Пигмалион» показался спектаклем актеров второго плана. Как наивен и трогателен Фредди (Роман Рощин), влюбленный в главную героиню. Как стремительна и по-дамски лукава миссис Хиггинс (Ирина Драпкина). Их игра приподнимает спектакль. Плюс ко всему отменная сценография. Стильные, «гравюрные» декорации с игрой света создают многомерное изящное пространство.
Художник-постановщик Андрей Климов создал яркий и богатый мир, куда так нравится возвращаться зрителям. Все легко, сверкающе и обманчиво счастливо в финале... Сам Шоу предполагал другую концовку. Но, кто знает, может быть, и Шарль Перро хотел рассказать людям о полной драматизма судьбе целого поколения, но его не так поняли.
Полина КУЗАЕВА
Оренбург
Птица в твоей душе
Спектакль «Любовь и голуби» совсем недавно в афише Белгородского драматического театра. Любимые артисты, хороший драматургический материал, дающий театральную правду на сцене... Не хочется говорить: «хит». Это история, оставляющая в душе зрителя свет. История о чем-то простом, но самом важном, что в итоге и формирует это самое человеческое счастье. Вот в чем, думается, секрет «хитовости» белгородского спектакля.
Наследие Владимира Гуркина сегодня уже нашло свой исторический и литературный контекст. Вместе с Александром Вампиловым, Михаилом Варфоломеевым и другими «сибиряками» Гуркин стал знаком той драматургии, которая превыше всего ценила душу человека, его корни, его исконность. «Любовь и голуби» стоит особняком в его творчестве. Хотя бы потому, что принесла ему подлинную драматургическую славу. Такой материал приобретает особое значение в судьбе любого театра, который берется за его воплощение. Режиссер Станислав Мальцев поставил невероятно искреннюю историю. Вместе с художницей Мариной Шепорнёвой, уйдя от столь соблазнительного смакования деталей деревенской жизни, они создали не быт, но бытийность. За небольшой период времени в этой «микровселенной», увенчанной голубятней, происходят важные события. В результате люди заново обретают друг друга, успев потерять в бесконечных ежедневных войнах, притупляющих силу чувств и зоркость сердца.
Неуверенным, неспособным принимать решения и осознавать мотивы собственных поступков предстает глава этого семейства Вася Кузякин (Дмитрий Евграфов). Он похож на космонавта, дрейфующего в невесомости безо всякого курса. Его курортный роман с Раисой Захаровной (Надежда Пахоменко) - как морок, в который его затянуло по велению какой-то неведомой ему силы. Все эти бары, пальмы, яркие женщины и прочая «экзотика» хлынули потоком, словно из другой реальности. Что мог сделать Василий, попробовавший впервые в жизни просто потянуть коктейль через соломинку?
Надежда Пахоменко играет Раису Захаровну на грани фарса, гротеска, нелепой, смешной и где-то даже жалкой женщиной. Ее время неумолимо уходит, а самого главного - любви, тепла, дома, так и нет. Ради того, чтобы создать себе очередную иллюзию счастья в виде провинциала из глухомани Васи Кузякина (из которого можно сделать и мужа, и культурного человека), она наденет самый сумасшедший наряд, выпьет сколько угодно коктейлей через соломинку и перетанцует всех отдыхающих. Иллюзии, в которые она сама поверит, разобьются о жизнь с первыми же звуками Джо Дассена. И она отхлестает Васю Кузякина, как, очевидно, было не раз с другими, той самой пальмой, которую примерный отец обещал привезти дочери в подарок.
Символично решена сцена прощания семейства со своим главой, которого после долгих сборов наконец отправляют в неизведанную курортную даль. Под песню о ласковом мишке, который должен вернуться в свой сказочный лес, Кузякин выходит за пределы сценического круга, оставляя в нем свой мир и своих людей, машущих ему на прощанье, будто птицы крыльями (выразительные пластические решения - работа хореографа Александра Малахова, музыкальное оформление Руслана Родионова). Они знают, что он вернется. И про «испытание» Раисой Захаровной, кажется, тоже знают. Как и то, что блудный Василий пройдет свой путь - он должен! - чтобы вернуться с каким-то другим, качественно новым знанием. И случится в их общей «микровселенной» нечто важное.
Все, что за пределами этого мира, оказывается фальшью. Отношения, чувства, даже шикарная прическа Раисы Захаровны - всего лишь парик. Настоящее - здесь, в глубинке, где каждый день ссорятся дед Митяй (Андрей Терехов) и баба Шура (Анна Краснопольская), но продолжают жить вместе столько лет, где знать не знают про Джо Дассена, где безбожно барахлит телевизор, невпопад включая трансляцию спортивных соревнований Олимпиады-80. Человеческая правда живет здесь. Любовь живет здесь. Чтобы это понять, вернее, вспомнить, надо «выйти из круга» и вернуться снова. Таков путь. Что-то притчевое есть в этой «забавной», как определил жанр режиссер, истории...
Мир Раисы Захаровны нарочито контрастен миру жены Василия Нади (Юлия Волкова). Она хранительница этого большого дома, который является центром созданного пространства и открыт зрителю без тайн, обнажен в каждом своем закутке. Надя, как и старшие ее дети Люда (Нина Кранцевич) и Ленька (Роман Рощин), никогда не соприкасаются с голубятней. Доступ в этот дом под небесами открыт только Василию и самой младшей Оле (Наталья Чувашова). Да вот еще призраку Володи (Илья Васильев), местному деревенскому дурачку, много лет назад убитому в драке хулиганами. С тех самых пор его душа скитается по деревне, не давая покоя совести Василия, который стал свидетелем совершенного зла. Почему голуби способны на бесконечную нежность и любовь, а люди - нет? Почему надо запустить процесс разрушения, чтобы понять, что ценнее и важнее тепла другого человека нет ничего на земле? Почему душа зарастает сорняками и забывает, что умеет летать, как птица? Замечательная деталь есть в сценографии: над домом Кузякиных, как будто с неба, спускается маленький фрагмент лестницы - всего несколько ступенек. Она ведет вверх практически от той самой голубятни, которая как маяк и храм одновременно. В финале Надя поднимается туда вместе с Василием, простив его и приняв обратно. Не способный никому причинить зла, он «кормил» в этих голубях свою душу. Теперь они вдвоем. И теперь наконец, может, Надя разглядит «поэзию» в «прозе» и перестанет «пилить» мужа за мальчишескую блажь.
Как это сложно и просто - разбудить в себе птицу... Василий показывает обыкновенное чудо: даже на огромной высоте голубь разглядит свою голубку внизу, на земле. Нет, не разглядит - почувствует. Герои делают взмах руками, превращаясь в стаю белых птиц. А где-то наверху, в голубятне, в этот миг находит успокоение скитающаяся душа деревенского дурачка Володи...
На родине Владимира Гуркина, в маленьком городке Черемхово, под Иркутском, особенно чтят одну традицию. Молодожены непременно запускают в небо белоснежных голубей. В знак нежности и чистоты душ. В знак того, что поэзия никогда не покинет их жизнь.
Валерия КАЛАШНИКОВА
Омск
По сложившейся уже традиции большинство из них написали рецензии специально для журнала «Страстной бульвар, 10», на базе которого проводится с нынешнего года семинар. В этом номере мы знакомим читателя с их своеобразными творческими отчетами.
Жуткое счастье двоих
В 2014 году в Белгородском государственном академическом драматическом театре режиссер Елена Оленина поставила спектакль по рассказу Бориса Лавренева «Сорок первый», выбрав в качестве драматургической основы инсценировку Иосифа Райхельгауза.
Рок-История - именно так обозначают жанр спектакля его создатели. Увы, большинству сегодня имя Бориса Лавренева не говорит совершенно ни о чем, фильмы Якова Протазанова и Григория Чухрая никогда не попадали в поле их зрительского внимания, и для них открывается прежде всего рóковая составляющая спектакля - с его выразительной музыкой, запоминающимися ритмами и песнями. Но есть и те, кому возникающий мощный контекст дает основу для иных ассоциаций и тогда социально-идеологический план противостояния героев уходит в тень, уступая место смыслам экзистенциальным.
Однако этому изначально противится инсценировка - местами иллюстративная, спрямленная, а потому утратившая и лавреневскую образность, и его многоплановость. И во многом она стала причиной выбранной формы спектакля, где яркая форма, увы, затмевает его содержательную глубину.
Рокова́я трагическая предопределенность задана уже в самом названии. На счету красноармейца Марии Басовой сорок убитых белых, но неизбежно появится сорок первый. И от судьбы уйти станет возможно, причем дважды - и в тот момент, когда Марютка впервые промахнется, и в финале, когда ее выстрел все-таки достигает цели.
Как к некой земле обетованной бредет по пескам Каракумов к Аральскому морю малочисленный отряд малинового комиссара Евсюкова (Андрей Терехов) - шагают в ногу, покачиваясь от усталости, то подбадривая себя революционными лозунгами, то затягивая цветаевское «Полюбил богатый бедную...». Здесь есть представители всех групп - Мужик (Николай Ильдиряков), Рабочий (Роман Рощин), Солдатик (Илья Васильев), Студент (Дмитрий Беседа). И первые сцены демонстрируют нам, что и внутри этой монолитной, казалось бы, массы есть разногласия. Они спорят о том, божеская ли правда лучше или большевистская, Студент возмущен тем, что новая власть обещает все только рабочим... Но при всех подробностях персонажи эти так и останутся лишь функциями (здесь, к сожалению, теряется даже Евсюков!). Погибшие во время шторма (долгая сцена, где море обозначается огромным синим полотном, а лодка благодаря штакетной системе буквально становится на дыбы - прием не новый, но вполне театральный; однако здесь возникает конфликт сцены и экрана, на котором параллельно идет проекция реальных бушующих волн), они не вызывают сочувствия, но в дальнейшем по ходу действия будут возникать во снах, мыслях, горячечном бреду героев.
В спектакле по-настоящему живыми героями являются лишь Марютка (Вероника Васильева) да Говоруха-Отрок (Дмитрий Гарнов). И это правильно, потому что история о них! О вдруг нахлынувшем чувстве, которому нет дела до разности культур и революционных распрей.
Гвардии поручик Говоруха-Отрок появляется чуть картинно - в дыму, который рассеивается после неудачного выстрела Марютки. Стоит бесстрашный офицер, в погонах, с прямой спиной и несгибаемой силой духа (той самой, что так поразит Евсюкова, духа, который в тяготах побеждает тело!).
Их первый диалог - таких разных, далеких поначалу друг от друга, как небо и земля, - возникнет тогда, когда на привале Марютка начнет читать свои стихи, а он будет слушать их с неподдельным интересом, пытаясь понять, как и откуда в этой бунтарке, в ее непокорной голове рождаются эти «необделанные», но все же поэтические строки.
А потом они окажутся вдвоем на пустынном острове, и эта земная твердь станет для них в этом революционном хаосе твердью духовной. Придуманный художником Мариной Шепорнёвойогромный, на полсцены, открытый всем ветрам остов некогда крепкого строения - как символ того разрушенного до основания мира, который неизвестно, будет ли кем-то воссоздан вновь.
У едва теплящегося костра они сбросят одежду и друг в друге увидят не врага, но человека. И вот здесь спектаклю остро не хватает крупных планов - ведь на фоне вселенской катастрофы «треснувшей напополам земли» разворачивается история разрывающегося живого человеческого сердца! В этом «мерцании масштабов» и есть истинная трагедия. Как зрителям нам хочется понять, как же случилось так, что Марютка взглянула в глаза Говорухе-Отроку и потонула в его синих очах... Но вместо этого режиссер предлагает эффектную с точки зрения визуального ряда сцену, когда герои скрыты пеленой, и мы различаем лишь их силуэты внутри полуразрушенного сарая (читай, тех самых яслей!), давшего им приют.
Множество пластически решенных эпизодов (балетмейстер Александр Малахов) - будь то любовные сцены, бред больного Говорухи-Отрока, или явления погибшего отряда, перенасыщенный музыкальный ряд (музыкальное оформление Руслана Родионова) своей избыточностью затмевают главных героев, не дают приблизиться к героям настолько, чтобы успеть полюбить их. И все же есть, есть в этом спектакле одна сильная, эмоционально наполненная сцена. Это воспоминание Говорухи-Отрока о Петербурге, о книгах, о той жизни, которая уже не вернется, - мы-то это уже точно знаем. Как знает и Дмитрий Гарнов. И здесь он балансирует на едва уловимой грани, когда Я-актера сливается с Я-образом, что придает спектаклю удивительный объем, и рождаются настоящие чувства. И этот момент становится для Вадима Говорухи-Отрока еще одним этапом взросления - нет больше возврата к отрочеству, уютному, теплому, милому. А Марютка, слушая его, затаив дыхание (для нее это так же непостижимо, как для него те самые ее стихи!) будет еще долго сидеть в одном солдатском сапоге, находясь как бы на распутье - вновь стать бойцом Красной Армии или остаться женщиной и пойти за любимым... И Вероника Васильева играет этот выбор отчаянно - ее Марютка не сможет понять такого родного, но настолько чужого ей человека! А потому яростно натягивает она второй сапог и, соскочив, мощным ударом по лицу «отрезвляет» замечтавшегося о покое Говоруху-Отрока.
И вновь они будут стоять каждый в своем: он - в офицерской шинели, она - в красногвардейской рванине. Будут стоять на своем... До конца. Они взберутся наверх и будут отчаянно звать показавшийся вдали парус. И когда разглядят золотые полоски офицерских белогвардейских погон, он будет до одури счастлив, а она словно потеряет чувство реальности, вспомнит наказ Евсюкова: «Белым не сдавать!», вскинет тяжеленную винтовку и...
Выстрел здесь так и не прозвучит. В этом громком по звукоряду спектакле вдруг наступит минута тишины. И Говоруха-Отрок медленно скатится вниз по ступеням, и только одному ему будет слышен апокалиптический грохот. До него было сорок, а после него - по всей земле - еще сорок сороков...
И придут люди. И будет неважно, какой на них мундир. И они накроют красную от крови и огня планету белой простыней, погребя под ней Его и Ее...
«И холодно стало третьему вдруг от жуткого счастья двоих...
Елена ПОПОВА
Уфа
Театр и литература
«Обыкновенная история» Белгородского драматического театра им. М.С. Щепкина длится чуть дольше школьного урока, да и структура спектакля в большей степени напоминает школьный урок с конкретными целями и задачами. «Прочитайте эту прелесть!» - настойчиво рекомендует нам Рассказчик (Алексей Колчев). Режиссер-постановщик Игорь Ткачев, взяв за основу инсценировку В. Розова, мало что от нее оставил. В итоге в истории Саши Адуева (Антон Блискунов) все параллельные линии, истории или предыстории либо не звучат в спектакле, либо пунктиром соединяют действие в одно единое целое при помощи Рассказчика, который периодически трансформируется в соперника-графа, в доктора, в слугу.
В условиях камерной сцены, где просто невозможно допустить что-то лишнее, художник-постановщик Марина Шепорнёва создала удивительно точную атмосферу XIX века. Сценическое пространство условно разделено на две зоны, два абсолютно разных мира. Мир Адуева-старшего, где письменный стол становится главным предметом, определяющим род деятельности его хозяина. И мир Александра Адуева, где диван - символ размеренной и спокойной жизни, куда Сашенька возвращается на время, чтобы переосмыслить свои столичные неудачи. И объединяет два мира небольшое пространство где, собственно, и разворачивается все действие.
Стирая грань между сценой и зрительным залом, режиссер дарит нам возможность невероятного ощущения жизни внутри спектакля. На одном дыхании проживаем мы историю нашего героя. Артисты очень динамичны и убедительны в трансформации своих образов.
Александр Адуев в исполнении Антона Блискунова - это не прекраснодушный юноша с кудряшками и небесно-голубыми глазами, он не романтик, скорее, уверенный в себе провинциал. И не романтика движет сегодня молодым поколением, а инфантильные представления, желание получить от жизни все, не прилагая особых усилий.
Очень сдержанный рисунок роли Петра Ивановича Адуева (Дмитрий Евграфов) с первого появления артиста на сцене показывает прежде всего не «реального», прагматичного чиновника, а скорее человека, который в погоне за успехом, деньгами и карьерой давно надорвал свою спину. В каждом движении, в каждом жесте, в каждой реплике - усталость.
Елизавета Александровна (Эвелина Ткачева) скорее мудра, нежели расчетлива. Именно она способна удержать Сашу от самых безрассудных поступков, и именно она способна спасти своего супруга от непонятной на первый взгляд (ведь, казалось бы, все есть для счастья) тоски.
Очень жаль потерянной истории Евсея (Илья Штейнмиллер). Так ярко появившись в самом начале, мы увидим его лишь во время поклона. Вырезав историю Аграфены и Евсея, в которой не было никакого прагматизма, режиссер не оставил нам шанса на возможность существования чистой любви, не по расчету. Получается, что в любви можно либо горько разочароваться, либо прийти к ней сломленным.
Не достаточно было и истории Наденьки (Татьяна Макарова) и Александра. Вернее, не хватило текста, самого Гончарова.
Спектакль адресован главным образом молодежи. Проблема воспитания - самая обсуждаемая тема сегодня. И, возможно, с этой точки зрения у режиссера получился неплохой вариант «внеклассного чтения». И фраза: «Прочитайте эту прелесть» - сработает как призыв к действию.
Но в таком случае «Обыкновенная история» И.А. Гончарова, один из лучших романов XIX века, становится лишь самой обыкновенной историей, проиллюстрировав которую, мы просто будем стараться привлечь молодое поколение к прочтению русской классической литературы. Всегда казалось, что возможности театрального искусства намного шире.
Ольга КЕРБИЦКОВА
Саранск
Приговоренные и содрогнувшиеся
Два рассказа Захара Прилепина «Грех» и «Верочка» стали поводом спектакля Белгородского государственного академического драматического театра им. М.С. Щепкина «Приговоренный к счастью». Имя громкое, один из настоящих современных писателей, - это ли не справедливое и логичное продолжение характерного нашему театру процесса присвоения прозы сценой. Раньше были Валентин Распутин, Федор Абрамов, - каждый мысленно продолжит этот ряд другими славными именами.
Стоит ли говорить, что воздействие сегодняшней прозы на читателя, а потом и зрителя - заметно отличается от прошлых славных традиций. Формулируя кратко - другой характер сопереживания. Нравственное страдание, излучаемое русской литературой, теперь неотрывно от шока, когда намеренного и вызывающего, когда вполне органичного. Спектакль белгородцев «почувствовал разницу» и сделал все, что мог, дабы оставить зрителя в состоянии дрожи не только внутренней, но вполне физической, до состояния мурашек по коже.
Прочитав в программке тревожный оксюморон «Приговоренный к счастью» и впустив в себя мысль-подозрение о чем-то неизбежном, вскоре, уже в первой сцене в том убеждаешься. Тема войны, вложенная в уста героя, быстро развеет сомнения - смерти быть! Автор инсценировки и режиссер-постановщик Владимир Дель избрал контраст магистральным приемом постановки. Он мыслит контрастными картинами. Проносясь перед нами, они строят сценическое повествование. При этом лубочные декорации Марины Шепорнёвой относят деревенский быт будто к доброй сказке: в центре ее солнце, своеобразный символ жизни - коловрат; колодец, румяные яблоки... В намеренно безмятежную картину входят столь же румяные, здоровые, полные жизни молодые люди: две сестры Катя (Нина Кранцевич) и Ксюша (Дарья Ковалевская), их двоюродный брат Захарка (Роман Рощин). Какое-то время танцуют под простую попсу, смеются, любят (хореограф Александр Малахов, музыкальное оформление Руслан Родионов).
Но неизбежность смерти ощутима и подает свои знаки.
Сначала жуткая сцена с крысой, убитой героем в черной ночи избы, когда он достает свою окровавленную руку из мусорного пакета; затем зарезанная в деревне свинья, что мерещится ему в облике сестры в некой языческой маске свиного рыла; от него отходят гирлянды роз и цветов (так метафорически режиссером визуализированы внутренности животного).
Тошнотворные сцены эти берут свое начало, безусловно, в современной прозе, полной натурализма. А вынесенные на подмостки, видимо, призваны служить усилению воздействия на современного читателя и зрителя. И тот, и другой, считается, потерял чувствительность в эпоху постмодерна и все приемлет - послушно и с пониманием.
А затем, после прелюдий-намеков, расставленных по ходу спектакля, история Верочки, девушки, трагически погибшей в автокатастрофе. Она решена тем же способом: лежит в черном мусорном пакете, и из него лишь ее торчащая, мраморно изящная, скульптурная рука с кольцом, подарок парня, так и не узнавшего ее «легкого дыхания». Смерть в солдатском камуфляжном балахоне ходит по, казалось бы, безмятежному яблоневому саду, срезает «греховные» яблоки и подслушивает разговоры увлеченных запретной кровосмесительной страстью Захарки и Кати. Где им укрыться от посторонних глаз? - и расписной задник сменяется грубо мазаной декорацией кладбища. И подбрасываемый героями пух легче земли, и становится совсем уж страшно от наползающих тут фразеологических ассоциаций. Катя носит на плечах бутафорские крылья ангела, это ее сынок, который любит играть с Захаркой. Таковы тонкие режиссерские аллегории, идиллия на троих: молодая женщина, молодой мужчина, с ними малыш. Сцена полна умиротворения, уюта и надежды - ангел-хранитель спасет всех, а счастье здесь и сейчас!
Однако следует окончательная ремарка: «Но другого лета не было никогда». На сцене на полную мощность работает соковыжималка и выжимает последние соки уже не из яблок, а из молодости, красоты и надежды на счастье. «Приговоренные к счастью» так и не вкусили его.
Режиссерские метафоры остались бы голыми приемами, если бы не удивительное актерское обаяние «приговоренных». Захарке тяжело устоять перед кокетством сестер, увлекается каждой, и понимаешь почему: их сценическая жизнь проведена на полутонах, полувзглядах, ничего лишнего в интонациях, жестах, одна правда и естественность молодой жизни. Ресницы Кати лишь вздрагивают, а слышно, что это признание в любви и призыв счастья. Такая искренность на сцене даже в век постпостмодерна пробудит глухого зрителя. Но - и заставит содрогнуться безжалостному приговору молодости и красоты.
Раньше подобный приговор все же как-то скрадывался лиризмом, исходившим от автора ли, от сцены - от самой великой литературной и театральной традиции, призывавшей милость к павшим. Но сегодня он обжалованью не подлежит. Почувствуйте разницу.
Светлана КОЛЕСНИКОВА
Краснодар
Вместо драмы - хеппи-энд
О Белгородском академическом драматическом театре можно говорить долго и с удовольствием.
Репертуар богат, в нем будто собраны все времена. Артисты органичны и во «вчера» и в «сегодня». Искусно перевоплощаясь, они показывают, каким будет завтра, и в этом, пожалуй, высший пилотаж. Почти во всех спектаклях труппа подносит публике зеркало. Посмотрите, загляните в себя, сравните, подумайте...
Исключение - «Пигмалион». Данная постановка отражает не зрителей, не взлет и сомнения человека, не внутреннюю, полную борьбы жизнь. Это, скорее, красочный пересказ пьесы. Насколько щедр к своим героям Бернард Шоу! При всем колорите они очень гибки в своем природном начале. Элиза Дулиттл по воле режиссера может оказаться целеустремленной девушкой, решившей во что бы то ни стало завоевать чудаковатого и богатого господина, отсыпавшего ей горсть монет. Она может остаться такой же непосредственной и милой, как в книге. Натурой богатой и щедрой. Тянущейся к знаниям и еще больше к любви. Чутко перенимающей все уроки своего мастера и постепенно становящейся на него похожей.
В спектакле мы видим... Золушку. Перерождения уличной цветочницы в полную достоинства даму не происходит. Нет, Дарья Ковалевская, исполняющая роль Элизы, как и положено, внешне преображается. Но вот тот внутренний переход, какой-то душевный надрыв остаются за кадром. Потому один из главных диалогов с Хиггинсом (Дмитрий Гарнов) кажется неживым. Сразу же после бала они выясняют отношения и меняются местами. Уязвленной и боящейся будущего Элизе удается вывести из себя педантичного и эгоистичного учителя, привыкшего смотреть на людей, как на буквы - любопытные лишь в том, как их произносит жизнь.
Теперь она - Пигмалион, и справедливы слова самого Хиггинса «Мы все зависим друг от друга, все живые люди». Благодаря Элизе профессор меняется, и зритель с удовольствием следит, как тот по-мальчишески волнуясь, ищет ее и трепещет.
«Творить жизнь и значит творить беспокойство», - говорит в пьесе драматург устами Хиггинса. После просмотра создалось впечатление, что режиссер Игорь Ткачев не поставил перед собой задачи вообще кого бы то ни было обеспокоить душевно. Очень гладка и блестяща ткань спектакля. Вместо глубокой и психологической драмы показана сказка. Что же, взрослые любят сказки. Причем рассказанные пикантно и с юмором.
Один образ миссис Пирс (Валерия Ерошенко) чего стоит! В доме убежденного холостяка, опасающегося женщин, служит экономкой сексуальная дамочка, которая одним только своим появлением заряжает зал. Роль Валерии Ерошенко мала, но заметна. Экстравагантно показавшись в первом акте, она исчезает из спектакля совсем. А жаль. Коли появился в постановке столь неожиданный персонаж, то он, как чеховское ружье, должен в финале выстрелить.
Не в пример миссис Пирс полностью разыграна карта «необычного» мистера Дулиттла (Дмитрий Евграфов). Пожалуй, никто еще из артистов ранее не представил публике такого обаятельного отца Элизы.
Альфред Дулиттл нарисован отнюдь не черными красками. Да, он до предела безнравственен, но при этом чертовски остроумен, самодостаточен и весел. Он в чем-то большой философ, научившийся самой сложной науке на свете, - быть счастливым. Евграфову удается передать в полноте характер этого непростого героя, и мусорщик в спектакле кажется самым живым персонажем. Он не статичен, он меняется и рождается заново на глазах у зрителей.
Вообще «Пигмалион» показался спектаклем актеров второго плана. Как наивен и трогателен Фредди (Роман Рощин), влюбленный в главную героиню. Как стремительна и по-дамски лукава миссис Хиггинс (Ирина Драпкина). Их игра приподнимает спектакль. Плюс ко всему отменная сценография. Стильные, «гравюрные» декорации с игрой света создают многомерное изящное пространство.
Художник-постановщик Андрей Климов создал яркий и богатый мир, куда так нравится возвращаться зрителям. Все легко, сверкающе и обманчиво счастливо в финале... Сам Шоу предполагал другую концовку. Но, кто знает, может быть, и Шарль Перро хотел рассказать людям о полной драматизма судьбе целого поколения, но его не так поняли.
Полина КУЗАЕВА
Оренбург
Птица в твоей душе
Спектакль «Любовь и голуби» совсем недавно в афише Белгородского драматического театра. Любимые артисты, хороший драматургический материал, дающий театральную правду на сцене... Не хочется говорить: «хит». Это история, оставляющая в душе зрителя свет. История о чем-то простом, но самом важном, что в итоге и формирует это самое человеческое счастье. Вот в чем, думается, секрет «хитовости» белгородского спектакля.
Наследие Владимира Гуркина сегодня уже нашло свой исторический и литературный контекст. Вместе с Александром Вампиловым, Михаилом Варфоломеевым и другими «сибиряками» Гуркин стал знаком той драматургии, которая превыше всего ценила душу человека, его корни, его исконность. «Любовь и голуби» стоит особняком в его творчестве. Хотя бы потому, что принесла ему подлинную драматургическую славу. Такой материал приобретает особое значение в судьбе любого театра, который берется за его воплощение. Режиссер Станислав Мальцев поставил невероятно искреннюю историю. Вместе с художницей Мариной Шепорнёвой, уйдя от столь соблазнительного смакования деталей деревенской жизни, они создали не быт, но бытийность. За небольшой период времени в этой «микровселенной», увенчанной голубятней, происходят важные события. В результате люди заново обретают друг друга, успев потерять в бесконечных ежедневных войнах, притупляющих силу чувств и зоркость сердца.
Неуверенным, неспособным принимать решения и осознавать мотивы собственных поступков предстает глава этого семейства Вася Кузякин (Дмитрий Евграфов). Он похож на космонавта, дрейфующего в невесомости безо всякого курса. Его курортный роман с Раисой Захаровной (Надежда Пахоменко) - как морок, в который его затянуло по велению какой-то неведомой ему силы. Все эти бары, пальмы, яркие женщины и прочая «экзотика» хлынули потоком, словно из другой реальности. Что мог сделать Василий, попробовавший впервые в жизни просто потянуть коктейль через соломинку?
Надежда Пахоменко играет Раису Захаровну на грани фарса, гротеска, нелепой, смешной и где-то даже жалкой женщиной. Ее время неумолимо уходит, а самого главного - любви, тепла, дома, так и нет. Ради того, чтобы создать себе очередную иллюзию счастья в виде провинциала из глухомани Васи Кузякина (из которого можно сделать и мужа, и культурного человека), она наденет самый сумасшедший наряд, выпьет сколько угодно коктейлей через соломинку и перетанцует всех отдыхающих. Иллюзии, в которые она сама поверит, разобьются о жизнь с первыми же звуками Джо Дассена. И она отхлестает Васю Кузякина, как, очевидно, было не раз с другими, той самой пальмой, которую примерный отец обещал привезти дочери в подарок.
Символично решена сцена прощания семейства со своим главой, которого после долгих сборов наконец отправляют в неизведанную курортную даль. Под песню о ласковом мишке, который должен вернуться в свой сказочный лес, Кузякин выходит за пределы сценического круга, оставляя в нем свой мир и своих людей, машущих ему на прощанье, будто птицы крыльями (выразительные пластические решения - работа хореографа Александра Малахова, музыкальное оформление Руслана Родионова). Они знают, что он вернется. И про «испытание» Раисой Захаровной, кажется, тоже знают. Как и то, что блудный Василий пройдет свой путь - он должен! - чтобы вернуться с каким-то другим, качественно новым знанием. И случится в их общей «микровселенной» нечто важное.
Все, что за пределами этого мира, оказывается фальшью. Отношения, чувства, даже шикарная прическа Раисы Захаровны - всего лишь парик. Настоящее - здесь, в глубинке, где каждый день ссорятся дед Митяй (Андрей Терехов) и баба Шура (Анна Краснопольская), но продолжают жить вместе столько лет, где знать не знают про Джо Дассена, где безбожно барахлит телевизор, невпопад включая трансляцию спортивных соревнований Олимпиады-80. Человеческая правда живет здесь. Любовь живет здесь. Чтобы это понять, вернее, вспомнить, надо «выйти из круга» и вернуться снова. Таков путь. Что-то притчевое есть в этой «забавной», как определил жанр режиссер, истории...
Мир Раисы Захаровны нарочито контрастен миру жены Василия Нади (Юлия Волкова). Она хранительница этого большого дома, который является центром созданного пространства и открыт зрителю без тайн, обнажен в каждом своем закутке. Надя, как и старшие ее дети Люда (Нина Кранцевич) и Ленька (Роман Рощин), никогда не соприкасаются с голубятней. Доступ в этот дом под небесами открыт только Василию и самой младшей Оле (Наталья Чувашова). Да вот еще призраку Володи (Илья Васильев), местному деревенскому дурачку, много лет назад убитому в драке хулиганами. С тех самых пор его душа скитается по деревне, не давая покоя совести Василия, который стал свидетелем совершенного зла. Почему голуби способны на бесконечную нежность и любовь, а люди - нет? Почему надо запустить процесс разрушения, чтобы понять, что ценнее и важнее тепла другого человека нет ничего на земле? Почему душа зарастает сорняками и забывает, что умеет летать, как птица? Замечательная деталь есть в сценографии: над домом Кузякиных, как будто с неба, спускается маленький фрагмент лестницы - всего несколько ступенек. Она ведет вверх практически от той самой голубятни, которая как маяк и храм одновременно. В финале Надя поднимается туда вместе с Василием, простив его и приняв обратно. Не способный никому причинить зла, он «кормил» в этих голубях свою душу. Теперь они вдвоем. И теперь наконец, может, Надя разглядит «поэзию» в «прозе» и перестанет «пилить» мужа за мальчишескую блажь.
Как это сложно и просто - разбудить в себе птицу... Василий показывает обыкновенное чудо: даже на огромной высоте голубь разглядит свою голубку внизу, на земле. Нет, не разглядит - почувствует. Герои делают взмах руками, превращаясь в стаю белых птиц. А где-то наверху, в голубятне, в этот миг находит успокоение скитающаяся душа деревенского дурачка Володи...
На родине Владимира Гуркина, в маленьком городке Черемхово, под Иркутском, особенно чтят одну традицию. Молодожены непременно запускают в небо белоснежных голубей. В знак нежности и чистоты душ. В знак того, что поэзия никогда не покинет их жизнь.
Валерия КАЛАШНИКОВА
Омск
