Событие, о котором так долго говорили в театральных кругах, свершилось! В день рождения Фёдора Достоевского БГАДТ им. М. Щепкина показал премьеру спектакля «Идиот». Сценическую версию первой части романа поставил народный артист России, художественный руководитель Санкт-Петербургского молодёжного театра на Фонтанке Семён Спивак.
Достоевский. Взгляд из XXI века
Режиссёр из Петербурга взял за основу сценическую композицию Георгия Товстоногова, но внёс в неё свои изменения. В 2012 году Семён Спивак поставил учебный спектакль со студентами своей мастерской. А в 2017-м появился белгородский ремейк. Имя автора инсценировки, к сожалению, не указано в программке.
Спектакль получился зрелищным. Впечатление на публику он, конечно, произвёл. Но и вызвал немало вопросов к создателям постановки.
Зрители стали свидетелями событий одного дня из жизни князя Мышкина. В роли главного героя – молодой актёр Дмитрий Беседа. Театр предложил спорную трактовку одного из самых известных образов мировой литературы. Но с подобной интерпретацией Достоевского согласиться трудно. Мышкин в исполнении Беседы – персонаж с явными отклонениями: мимика, жесты, одежда – всё говорит о его неадекватности. Художник из Питера Дарья Горина почему-то не захотела облачить князя в крылатку с капюшоном. Похоже, плащ Мышкину достался от Марина Мирою, родственной души из спектакля «Безымянная звезда». А клетчатый шарф, в который Лев Николаевич зябко кутается с головой, вызывает ассоциации с образами замерзающих наполеоновских солдат с картины Прянишникова «В 1812 году».
Сцена в кабинете генерала Епанчина (заслуженный артист России Виталий Бгавин) показалась неоправданно затянутой – постановщику так хочется продемонстрировать зрителю «болезненные проявления» в поведении князя. Но всей этой клоунады – дырявых носков, пролитой воды, неудачного похода в клозет и прочих нелепостей – у Достоевского мы не найдём. Его любимый герой – «естественный» человек в порочном мире. Князь простодушен, открыт, сострадателен – «положительно прекрасный человек», по мысли Фёдора Михайловича. Но к Мышкину в спектакле скорее приложимо пушкинское: «Уж не пародия ли он?»
Достоевский. Взгляд из XXI века
Режиссёр из Петербурга взял за основу сценическую композицию Георгия Товстоногова, но внёс в неё свои изменения. В 2012 году Семён Спивак поставил учебный спектакль со студентами своей мастерской. А в 2017-м появился белгородский ремейк. Имя автора инсценировки, к сожалению, не указано в программке.
Спектакль получился зрелищным. Впечатление на публику он, конечно, произвёл. Но и вызвал немало вопросов к создателям постановки.
Зрители стали свидетелями событий одного дня из жизни князя Мышкина. В роли главного героя – молодой актёр Дмитрий Беседа. Театр предложил спорную трактовку одного из самых известных образов мировой литературы. Но с подобной интерпретацией Достоевского согласиться трудно. Мышкин в исполнении Беседы – персонаж с явными отклонениями: мимика, жесты, одежда – всё говорит о его неадекватности. Художник из Питера Дарья Горина почему-то не захотела облачить князя в крылатку с капюшоном. Похоже, плащ Мышкину достался от Марина Мирою, родственной души из спектакля «Безымянная звезда». А клетчатый шарф, в который Лев Николаевич зябко кутается с головой, вызывает ассоциации с образами замерзающих наполеоновских солдат с картины Прянишникова «В 1812 году».
Сцена в кабинете генерала Епанчина (заслуженный артист России Виталий Бгавин) показалась неоправданно затянутой – постановщику так хочется продемонстрировать зрителю «болезненные проявления» в поведении князя. Но всей этой клоунады – дырявых носков, пролитой воды, неудачного похода в клозет и прочих нелепостей – у Достоевского мы не найдём. Его любимый герой – «естественный» человек в порочном мире. Князь простодушен, открыт, сострадателен – «положительно прекрасный человек», по мысли Фёдора Михайловича. Но к Мышкину в спектакле скорее приложимо пушкинское: «Уж не пародия ли он?»
Дьявол кроется в мелочах
Купеческого сына Парфёна Рогожина сыграл Дмитрий Гарнов – главный исполнитель «брутальных» ролей на щепкинской сцене. Интеллигентное лицо, правильные черты, современная прическа. А где же следы тяжелых страстей, горящие глаза, необузданность? Мерлушечьего тулупа – и того нет. Зато в сцене в вагоне есть выразительный жест, позаимствованный у актёра Владимира Машкова, из сериала Владимира Бортко «Идиот». Случайное совпадение?
Создатели спектакля не очень озабочены тем, чтобы следовать типажам Достоевского. Писатель с первых же страниц подчёркивает: князь Мышкин белокур, Рогожин – курчавый, «черномазый», а у Гани Иволгина – очень красивое лицо. В спектакле же всё с точностью до наоборот. Дьявол, как известно, кроется в мелочах. Всякий раз, когда постановщик отходит от Достоевского, будь то концепция образа или событийная канва, на память приходят слова князя: «Парфён, не верю!»
Самая светлая сцена в постановке – знакомство Мышкина с генеральшей Епанчиной (заслуженная артистка России Оксана Бгавина) и тремя её прелестными дочерями. Белые кружевные одежды создают идиллическую картинку, напоминающую пастораль в другом спектакле Спивака – «Касатка».
Супругов Иволгиных представляет замечательный дуэт заслуженных артистов России Ивана Кириллова и Ирины Драпкиной. Роль матери семейства Нины Александровны, по сути, эпизодическая, но актриса так проживает на сцене эти несколько минут, что трогает до глубины души.
Вопреки замыслу писателя, образ роковой Настасьи Филипповны, созданный Вероникой Васильевой, выходит в спектакле на первый план, оттесняя князя Мышкина. Гордая, страдающая женщина с изломанной судьбой, жертва великосветского сластолюбца Тоцкого (Илья Васильев), становится предметом бесстыдного торга.
Кульминация спектакля – день рождения Настасьи Филипповны. Постановщик «роняет» хмельную хозяйку званого вечера на пол, её эпатирующие позы – «метафора» грехопадения. Достоевский ли это?
В картинно-эффектном финале, с оттенком назидательности, героиня Вероники Васильевой оказывается в центре композиции, символизирующей распятие. Все действующие лица горят в адском пламени порочных страстей. И только князя Мышкина миновала чаша сия.
Зритель, внимательно прочитавший роман, заметит в спектакле немало отступлений, бьющих на эффект. Постановщику как будто недостает драматизма у Достоевского, и он намеренно «нагнетает страсти». Но, как верно заметил кинорежиссёр Владимир Бортко, «за Фёдором Михайловичем ничего и не нужно дописывать. Нужно смиренно следовать за ним, стараясь понять текст».
Режиссер не избежал соблазна осовременить классику. «Связующее звено» между веком нынешним и веком девятнадцатым – видеоинсталляция компьютерной игры-«стрелялки» в прологе и эпилоге постановки. А на её фоне – сиротливая фигура князя Мышкина. Приём, очевидно, рассчитанный на юношество.
В спектакле использована разностилевая музыка – Антонио Вивальди, Карла Дженкинса, группы Pink Floyd. Порой она воспринимается как нечто чужеродное в контексте Достоевского.
Но песня «Мой духовный сад» гармонично вплетена в ткань постановки. Звучащий в ней призыв «Пробудись, душа!» сегодня актуален так же, как и во времена, когда творил автор «Идиота».
Элла САРКИСЬЯНЦ,
«Аргументы и факты. Белгород», № 49, 2017 г.
Купеческого сына Парфёна Рогожина сыграл Дмитрий Гарнов – главный исполнитель «брутальных» ролей на щепкинской сцене. Интеллигентное лицо, правильные черты, современная прическа. А где же следы тяжелых страстей, горящие глаза, необузданность? Мерлушечьего тулупа – и того нет. Зато в сцене в вагоне есть выразительный жест, позаимствованный у актёра Владимира Машкова, из сериала Владимира Бортко «Идиот». Случайное совпадение?
Создатели спектакля не очень озабочены тем, чтобы следовать типажам Достоевского. Писатель с первых же страниц подчёркивает: князь Мышкин белокур, Рогожин – курчавый, «черномазый», а у Гани Иволгина – очень красивое лицо. В спектакле же всё с точностью до наоборот. Дьявол, как известно, кроется в мелочах. Всякий раз, когда постановщик отходит от Достоевского, будь то концепция образа или событийная канва, на память приходят слова князя: «Парфён, не верю!»
Самая светлая сцена в постановке – знакомство Мышкина с генеральшей Епанчиной (заслуженная артистка России Оксана Бгавина) и тремя её прелестными дочерями. Белые кружевные одежды создают идиллическую картинку, напоминающую пастораль в другом спектакле Спивака – «Касатка».
Супругов Иволгиных представляет замечательный дуэт заслуженных артистов России Ивана Кириллова и Ирины Драпкиной. Роль матери семейства Нины Александровны, по сути, эпизодическая, но актриса так проживает на сцене эти несколько минут, что трогает до глубины души.
Вопреки замыслу писателя, образ роковой Настасьи Филипповны, созданный Вероникой Васильевой, выходит в спектакле на первый план, оттесняя князя Мышкина. Гордая, страдающая женщина с изломанной судьбой, жертва великосветского сластолюбца Тоцкого (Илья Васильев), становится предметом бесстыдного торга.
Кульминация спектакля – день рождения Настасьи Филипповны. Постановщик «роняет» хмельную хозяйку званого вечера на пол, её эпатирующие позы – «метафора» грехопадения. Достоевский ли это?
В картинно-эффектном финале, с оттенком назидательности, героиня Вероники Васильевой оказывается в центре композиции, символизирующей распятие. Все действующие лица горят в адском пламени порочных страстей. И только князя Мышкина миновала чаша сия.
Зритель, внимательно прочитавший роман, заметит в спектакле немало отступлений, бьющих на эффект. Постановщику как будто недостает драматизма у Достоевского, и он намеренно «нагнетает страсти». Но, как верно заметил кинорежиссёр Владимир Бортко, «за Фёдором Михайловичем ничего и не нужно дописывать. Нужно смиренно следовать за ним, стараясь понять текст».
Режиссер не избежал соблазна осовременить классику. «Связующее звено» между веком нынешним и веком девятнадцатым – видеоинсталляция компьютерной игры-«стрелялки» в прологе и эпилоге постановки. А на её фоне – сиротливая фигура князя Мышкина. Приём, очевидно, рассчитанный на юношество.
В спектакле использована разностилевая музыка – Антонио Вивальди, Карла Дженкинса, группы Pink Floyd. Порой она воспринимается как нечто чужеродное в контексте Достоевского.
Но песня «Мой духовный сад» гармонично вплетена в ткань постановки. Звучащий в ней призыв «Пробудись, душа!» сегодня актуален так же, как и во времена, когда творил автор «Идиота».
Элла САРКИСЬЯНЦ,
«Аргументы и факты. Белгород», № 49, 2017 г.