Ирина Драпкина: «Люблю быть ученицей в каждой новой роли»
16 декабря в Белгородском государственном академическом драматическом театре имени М.С.Щепкина состоится бенефис заслуженной артистки России Ирины Драпкиной.
При поступлении в Школу-студию МХАТа приёмная комиссия определила амплуа Ирины Драпкиной так: «На роли героинь XVIII века». В ее облике, действительно, есть что-то не из нашего времени, не из нашей жизни: аристократическая красота, утонченная женственность, благородство осанки.
Свыше шестидесяти разных женских судеб воплотила на сцене Ирина Драпкина, около двадцати - в Белгородском драматическом театре. И многих ее героинь - и классических, и современных - объединяет высокая мера отношения к жизни и самим себе, внутренняя чистота, приверженность правилам, без которых личность обречена стать безликой единицей. Елена в «Князе Серебряном», Бланш Дюбуа в «Трамвае «Желание», царица Ирина в «Царе Федоре Иоанновиче», Кручинина в «Без вины виноватых» заключали в себе одухотворенное начало, запомнились особой, приподнятой над обыденностью интонацией.
А другая грань дарования Ирины Драпкиной - умение точно, ярко передать характер персонажа - с блеском проявилась в комедийных ролях: Анна Андреевна в «Ревизоре», Сандырева в «Счастливом дне», графиня Альмавива в «Женитьбе Фигаро», сваха Драга в «Докторе философии», Ханума в одноименном спектакле, мадам Аркати в «Неугомонном духе»... На международном фестивале «Золотой Витязь-2006» Ирина Драпкина получила диплом за лучшее исполнение роли второго плана (Хлестова в «Горе от ума»).
Когда же лирическое, драматическое и комедийное начало соединялись (как в спектаклях «Любви все возрасты покорны...», «Пока она умирала», «Соус для гусыни»), у Ирины Драпкиной случались по-настоящему бенефисные роли. А зрители, следя за метаморфозами Розы Александровны, Татьяны, Констанции, неизменно восхищались героинями, которые то с детской наивностью, то с немыслимой изощренностью боролись за свое женское счастье, но при этом никогда не забывали ни о правилах игры, ни о правилах жизни.
О роли Хильды Шнеерберг, в которой актриса выйдет к зрителю в бенефисном спектакле, Ирина Залмановна расскажет в интервью нашей газете. Впрочем, как и о многом другом...
- Ирина Залмановна, ваше детство прошло в питерской коммуналке. Насколько эта атмосфера трудного, шумного коллективного бытия сформировала вас, какие уроки человеческого общежития вы получили?
- Знаете, я всегда с невероятной теплотой вспоминаю это время. Действительно, в бытовом плане жизнь в коммунальной квартире была тяжелой и неудобной. Но в плане человеческого общения я получила неоценимый опыт. У нас жили люди совершенно разные - актриса ТЮЗа, водитель трамвая, детский врач, инженеры, рабочие... Восемь семей! Теснота страшная, однако скандалов я не помню. Напротив, люди очень участливо друг к другу относились, вместе обсуждали проблемы, горевали и радовались. Не было никакого разделения - ни по социальному происхождению, ни по уровню материального достатка. Каждый был рад приветить соседского ребенка. Вот, скажем, наша семья жила более обеспеченно (мама была секретарем парторганизации, папа работал начальником кондитерского цеха), у нас у единственных был телефон. А я любила ходить в гости к самой небогатой семье. Это может показаться смешным, но там готовили такой вкусный винегрет с селедкой!
- Первые ваши выступления на публике, вероятно, проходили на совместных коммунальных праздниках?
- А как же! Я даже помню музыку, под которую выступала. Артист Малого театра Виктор Доронин в фильме «Свадьба с приданым» пел песню «Из-за вас, моя черешня, ссорюсь я с приятелем». Я надевала все лучшее сразу, что могла забрать у мамы, вместо чернобурки «бросала» на плечи кота. Плясала, пела, семья сидела в первом ряду, соседи - вокруг. Так что артистические наклонности проявились у меня довольно рано - лет с пяти-шести.
- Выбор актерской профессии для вас был закономерным или имелись другие варианты?
- В школе я играла в драмкружке, который вели молодые артисты театра имени Комиссаржевской. У меня были хорошие роли. Да и вообще, я постоянно ощущала потребность в игре: дома перед зеркалом вечно что-то изображала, во дворе устраивала представления. Наверное, подспудно готовилась именно к артистической карьере: не испытывала страха перед публикой, на концертах всегда выступала первой.
Надо сказать, наша соседка, актриса Вера Марковна Сонина, театром меня не баловала, контрамарку в те времена получить было нелегко. Но сам факт того, что она актриса театра, действовал на меня завораживающе. Представьте: к ней гости приходили Сергей Юрский, Зинаида Шарко, Нина Мамаева!
Правда, после того как я в первый год после окончания школы не поступила в театральный, собиралась пойти учиться на переводчика. Здесь меня тоже, видимо, привлекал некий артистизм профессии. Интересовала и медицина, но поскольку я была не в ладах с химией, серьезно к этому варианту не относилась. Хотя и работала три месяца в лаборатории гинекологического отделения.
- А почему девушка из Ленинграда предпочла родному городу Москву и выбрала Школу-студию МХАТа?
- А меня ведь именно в Питере не взяли в театральный! Потом же дело обстояло так. У нас в городе гастролировал Оренбургский филиал МХАТа. Я пошла туда и встретилась с главным режиссером. Показала ему свою программу, которую готовила для поступления, и он спросил: «Будешь играть в нашем театре?» А артистам объявил: «Эта девушка пройдет красной нитью в истории театра!» Я, конечно, зарделась от неловкости и счастья. И в тот же день написала письмо Вере Марковне в Сочи, где она отдыхала в санатории. В письме все ей подробно описала, на что она мне прислала телеграмму следующего содержания: «Дура! Дура! Дура!» В общем, по ее настоянию я отказалась ехать в Оренбург, а на следующий год поступила в Школу-студию МХАТа.
- Вашими педагогами в школе-студии были выдающиеся мастера сцены - Софья Пилявская, Алексей Грибов, Александр Карев... Как-то вы сказали, что они учили студентов не только правилам ремесла, но и высоким правилам жизни...
- Это действительно так. Они были представителями истинной российской, русской интеллигенции, что проявлялось во всем: в манере одеваться, ходить, говорить, общаться, существовать на сцене. И то же самое прививалось нам. Софья Станиславовна Пилявская, красивая, гордая, независимая польская дама, и очень русский, наверняка происхождением не из столичной богемы, Алексей Иванович Грибов были едины в отношении к жизни и профессии. Поскольку они сами были яркие индивидуальные личности, то и нас учили быть не официантами от искусства и не лицами общего плана. С точки зрения профессии каждое их слово можно было записывать, и получился бы великолепный учебник театрального мастерства.
К занятиям относились очень строго. Прогулять? Да ни в коем случае! За два пропуска выгоняли. Потому что существовало правило: пришел учиться - учись! Здороваясь с нашими педагогами, мы не смели глаз на них поднять, однако всегда чувствовали уважение к себе. Никто и никогда не сказал нам ни одного оскорбительного слова. Терпеливо учили нас хорошим манерам. Софья Станиславовна - как держать себя за столом, правильно пользоваться приборами. Александр Михайлович Карев шпынял мальчишек, чтобы вперед пропускали девочек и не садились за стол раньше дам.
Все они были очень благородные люди, их отличала широта взглядов. Как вы понимаете, в те годы церковь подвергалась гонениям со стороны государства. Но наши педагоги не запрещали студентам носить крестики. Еще была памятна кампания по преследованию так называемых космополитов, а в Школе-студии МХАТа к ректору Вениамину Захаровичу Радомысленскому, еврею по национальности, относились с огромным почтением. Наши педагоги ничего нам не навязывали, не пропагандировали, но прививали любовь и уважение к полузапрещенным Пастернаку, Зощенко, Цветаевой, Ахматовой. Более того, нам позволялось читать их произведения на занятиях!
- А что еще читало московское студенчество 60-х годов, чем интересовалось?
- Мы часто бегали смотреть фильмы, которые шли в Москве «вторым экраном» (на первый, то есть на престижные киноплощадки, их не выпускали). Именно тогда я впервые увидела Тарковского, фильмы других выдающихся режиссеров. Читали Булгакова, передавали друг другу его произведения, подпольно отпечатанные на машинке. Также и Цветаеву, и Ахматову. Тогда же я впервые прочла «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. И, конечно, мы много читали классиков, готовили отрывки для чтецкого материала на занятиях. Хотелось научиться разговаривать по-русски так, как говорили Толстой, Тургенев, Чехов...
- После питерского детства, московской юности вы уезжаете - боже мой! - во Владивосток! И в этом, естественно, виновата любовь...
- Да, я вышла замуж за Юрия Чернышева, который учился в Москве на высших режиссерских курсах, и отправилась вслед за супругом к месту его будущей работы. Надо сказать, главный режиссер театра им.Маяковского Андрей Александрович Гончаров предлагал ему место в своем театре. Но Юрий Васильевич - человек, который очень ценит творческую независимость. С мэтром, как вы понимаете, он был бы этого лишен. Меня же после Школы-студии МХАТа приглашали на работу в Ленинградский Большой драматический театр к Георгию Товстоногову. Но я ничуть не лукавлю, когда говорю, что ни о чем в своей актерской судьбе не жалею. Я работала в театрах Владивостока, Магадана, Калининграда, Ростова, Луганска. Тринадцать лет назад приехала с мужем в Белгород. Здесь я сыграла очень значимые для меня роли, получила звание заслуженной артистки России...
- Каково же вам было столько раз все начинать сначала? И в быту, и в профессии...
- Конечно, сложно! Ведь каждый театр - это свой коллектив, в котором нужно прижиться и доказать, что ты чего-то стоишь, своя эстетика, своя атмосфера. Но так как у Чернышева есть режиссерский характер, ему всегда удавалось повернуть ситуацию на то, что необходимо именно ему. Поэтому мне приспосабливаться не приходилось. Я его режиссерскую эстетику знала, понимала. Она для меня всегда была очень интересна, неожиданна, непредсказуема и удивительна. Юрий Васильевич давал мне возможность проявить себя и раскрыться полнее и ярче. Я верила ему как режиссеру все больше и больше, а он вел меня, заставлял подниматься все выше и выше. И такое актерское обогащение не оставалось незамеченным зрителем.
- Значит ли это, что статус жены режиссера вам, скорее, помогал?
- Порой он мне очень мешал! Приходилось чувствовать себя обособленно от коллектива. Меня в труппах побаивались: как же - жена режиссера! Поэтому у меня не было возможности свободно высказаться, поспорить. А сейчас я чувствую себя более независимо, не боюсь выражать индивидуальное мнение по тому или иному поводу.
Надо сказать, что Юрий Васильевич, будучи главным режиссером, не особенно впускал меня в свою сферу. И никогда не позволял себе (и мне!) допускать в нашу жизнь то, что идет из актерских гримерок: слухи, разговоры, пересуды... Конечно, я часто играла в его спектаклях, он бесконечно много сделал для моего актерского развития, он знал мои возможности и то, как добиться от меня необходимого результата. Но при этом, поверьте, никакого давления на него я не оказывала: «Хочу сыграть такую-то роль, поставь такой-то спектакль!». Напротив, Юрий Васильевич всегда говорил и говорит: «Моя жена удивительный человек. Она не просит у меня ролей!»
- Судя по вашему актерскому багажу, вы играли в пьесах классиков и современников, в отечественной и зарубежной драматургии, были героиней и характерной актрисой. А в каких ролях вы чувствуете себя наиболее комфортно?
- Мне все равно, каково время написания пьесы, чей автор - наш или зарубежный... Для меня главное, чтобы драматургия была талантливой, а роль - интересной. Чтобы я понимала: в чем суть проблемы, какой характер играю, что это за женщина? Когда драматургия дает тебе возможность рассказать о сути женского бытия, о страданиях и радостях, через которые проходит каждая из нас, это, безусловно, привлекает. И я очень счастлива, что в тридцать с небольшим я уже играла возрастные роли: Лидию Васильевну в «Старомодной комедии» А. Арбузова, Евдокию Великомученицу в «Доме» Ф. Абрамова. Они многое открыли мне не только как актрисе, но и как женщине.
Конечно, особенно интересны роли трагедийного характера. Там есть возможность более серьезного исследования, более глубокого погружения в тайны человеческой природы. Но и комедии я очень люблю! Во-первых, мне хочется и нравится быть разной, во-вторых, заставить зал рассмеяться - надо постараться!
- Перефразируя Анну Ахматову, хочу спросить: из какого сора растут образы ваших героинь?
- Из самого разного. Прежде всего - из жизненных наблюдений. Что увижу, услышу на улице, в магазине, маршрутке - все идет в актерскую копилку. Подсматриваю реакции людей на те или иные ситуации, даже за коллегами не стесняюсь наблюдать. Порой заметишь интересный жест, мимическое движение и думаешь: «Так, если это заострить, подать сценически, может получиться очень выразительно!»
А еще надо не переставать учиться. У старого кино и театра, у современных хороших актеров. Я люблю в каждой новой роли быть ученицей.
- На своем бенефисе вы будете играть Хильду Шнеерберг в спектакле «Кабаре «Кармен». Чем интересна вам эта женщина и эта роль?
- Мне очень нравится пьеса Михаила Жилкина. Она глубокая по мысли, в ней столько поднимается проблем! Любовь и смерть, свобода и ответственность, искусство и жизнь... При этом пьеса очень актерская, близкая нам и понятная. В центре сюжета - судьба человека искусства, главная мысль - как легко убить художника. Вы заметили, каждый герой «Кабаре «Кармен» умирает. Кто-то физически, кто-то духовно. Моя Хильда Шнеерберг - сильная женщина, знаменитый режиссер - мертва уже давно. Не зря же она говорит, что лучшие свои фильмы сняла в эпоху немого кино. А сейчас Хильда - автомат, тот самый «психофизический аппарат», в который она пытается превратить всех членов съемочной группы. Что её сделало такой? Насилие. И она в ответ тоже, не считаясь ни с кем, творит насилие, растаптывает достоинство каждого, кто попадает под её «железную руку». По Достоевскому, «деликатности и достоинству совесть учит», а Хильда - человек, освобожденный нацистскими вождями от «химеры под названием совесть». Но человек без совести становится духовным мертвецом. И в этом трагедия моей героини.
К тому же роль Хильды такая сочная, яркая! Здесь и напряженный драматизм, и острая характерность, и вокальные номера, а какие восхитительные костюмы! Словом, настоящий бенефис.
- Ирина Залмановна, я вас всегда привожу женщинам в пример: «Идет Драпкина по улице - осанка прямая, причесана безупречно, одета стильно и со вкусом, на лице - улыбка». Как вам удается всегда поддерживать такой высокий жизненный тонус?
- А этому меня научили еще в Школе-студии МХАТа. Глядя на наших педагогов - и в жизни и на сцене, - хотелось им подражать, выглядеть и вести себя так же, как они - с достоинством и породистостью. Гладкая прическа, которую я предпочитаю, - это, кстати, именно от Софьи Станиславовны Пилявской.
Ну и потом, актерская профессия - публичная. Люди узнают нас на улице, здороваются, значит - надо выглядеть приподнято, эстетически соответствовать представлению зрителя об актрисе. Я каждое утро делаю зарядку, обливаюсь холодной водой. И очень радуюсь, что это правило мне соблюдать совсем не сложно.
- Наверное, правилам жизни и профессии вы стараетесь научить и студентов Белгородского института культуры, где преподаете?
- Хотелось бы... Но я и сама у них многому учусь. Знаете, современные молодые люди такие «шахматные гроссмейстеры»! Они очень прагматичны, просчитывают ситуацию на ход-два вперед. А мне этого не дано. Они умеют твердо сказать «нет». А я так не умею, хотя порой чувствую, что надо отказывать.
Так что процесс обучения у нас обоюдный. И мне не только приятно общаться с молодыми, я ощущаю в этом необходимость. Многие мои студенты - люди, увлеченные своим делом, интересующиеся профессией, целеустремленные. Меня это очень радует!
Беседовала Наталья ПОЧЕРНИНА.
Газета «Смена», 2006 год.
16 декабря в Белгородском государственном академическом драматическом театре имени М.С.Щепкина состоится бенефис заслуженной артистки России Ирины Драпкиной.
При поступлении в Школу-студию МХАТа приёмная комиссия определила амплуа Ирины Драпкиной так: «На роли героинь XVIII века». В ее облике, действительно, есть что-то не из нашего времени, не из нашей жизни: аристократическая красота, утонченная женственность, благородство осанки.
Свыше шестидесяти разных женских судеб воплотила на сцене Ирина Драпкина, около двадцати - в Белгородском драматическом театре. И многих ее героинь - и классических, и современных - объединяет высокая мера отношения к жизни и самим себе, внутренняя чистота, приверженность правилам, без которых личность обречена стать безликой единицей. Елена в «Князе Серебряном», Бланш Дюбуа в «Трамвае «Желание», царица Ирина в «Царе Федоре Иоанновиче», Кручинина в «Без вины виноватых» заключали в себе одухотворенное начало, запомнились особой, приподнятой над обыденностью интонацией.
А другая грань дарования Ирины Драпкиной - умение точно, ярко передать характер персонажа - с блеском проявилась в комедийных ролях: Анна Андреевна в «Ревизоре», Сандырева в «Счастливом дне», графиня Альмавива в «Женитьбе Фигаро», сваха Драга в «Докторе философии», Ханума в одноименном спектакле, мадам Аркати в «Неугомонном духе»... На международном фестивале «Золотой Витязь-2006» Ирина Драпкина получила диплом за лучшее исполнение роли второго плана (Хлестова в «Горе от ума»).
Когда же лирическое, драматическое и комедийное начало соединялись (как в спектаклях «Любви все возрасты покорны...», «Пока она умирала», «Соус для гусыни»), у Ирины Драпкиной случались по-настоящему бенефисные роли. А зрители, следя за метаморфозами Розы Александровны, Татьяны, Констанции, неизменно восхищались героинями, которые то с детской наивностью, то с немыслимой изощренностью боролись за свое женское счастье, но при этом никогда не забывали ни о правилах игры, ни о правилах жизни.
О роли Хильды Шнеерберг, в которой актриса выйдет к зрителю в бенефисном спектакле, Ирина Залмановна расскажет в интервью нашей газете. Впрочем, как и о многом другом...
- Ирина Залмановна, ваше детство прошло в питерской коммуналке. Насколько эта атмосфера трудного, шумного коллективного бытия сформировала вас, какие уроки человеческого общежития вы получили?
- Знаете, я всегда с невероятной теплотой вспоминаю это время. Действительно, в бытовом плане жизнь в коммунальной квартире была тяжелой и неудобной. Но в плане человеческого общения я получила неоценимый опыт. У нас жили люди совершенно разные - актриса ТЮЗа, водитель трамвая, детский врач, инженеры, рабочие... Восемь семей! Теснота страшная, однако скандалов я не помню. Напротив, люди очень участливо друг к другу относились, вместе обсуждали проблемы, горевали и радовались. Не было никакого разделения - ни по социальному происхождению, ни по уровню материального достатка. Каждый был рад приветить соседского ребенка. Вот, скажем, наша семья жила более обеспеченно (мама была секретарем парторганизации, папа работал начальником кондитерского цеха), у нас у единственных был телефон. А я любила ходить в гости к самой небогатой семье. Это может показаться смешным, но там готовили такой вкусный винегрет с селедкой!
- Первые ваши выступления на публике, вероятно, проходили на совместных коммунальных праздниках?
- А как же! Я даже помню музыку, под которую выступала. Артист Малого театра Виктор Доронин в фильме «Свадьба с приданым» пел песню «Из-за вас, моя черешня, ссорюсь я с приятелем». Я надевала все лучшее сразу, что могла забрать у мамы, вместо чернобурки «бросала» на плечи кота. Плясала, пела, семья сидела в первом ряду, соседи - вокруг. Так что артистические наклонности проявились у меня довольно рано - лет с пяти-шести.
- Выбор актерской профессии для вас был закономерным или имелись другие варианты?
- В школе я играла в драмкружке, который вели молодые артисты театра имени Комиссаржевской. У меня были хорошие роли. Да и вообще, я постоянно ощущала потребность в игре: дома перед зеркалом вечно что-то изображала, во дворе устраивала представления. Наверное, подспудно готовилась именно к артистической карьере: не испытывала страха перед публикой, на концертах всегда выступала первой.
Надо сказать, наша соседка, актриса Вера Марковна Сонина, театром меня не баловала, контрамарку в те времена получить было нелегко. Но сам факт того, что она актриса театра, действовал на меня завораживающе. Представьте: к ней гости приходили Сергей Юрский, Зинаида Шарко, Нина Мамаева!
Правда, после того как я в первый год после окончания школы не поступила в театральный, собиралась пойти учиться на переводчика. Здесь меня тоже, видимо, привлекал некий артистизм профессии. Интересовала и медицина, но поскольку я была не в ладах с химией, серьезно к этому варианту не относилась. Хотя и работала три месяца в лаборатории гинекологического отделения.
- А почему девушка из Ленинграда предпочла родному городу Москву и выбрала Школу-студию МХАТа?
- А меня ведь именно в Питере не взяли в театральный! Потом же дело обстояло так. У нас в городе гастролировал Оренбургский филиал МХАТа. Я пошла туда и встретилась с главным режиссером. Показала ему свою программу, которую готовила для поступления, и он спросил: «Будешь играть в нашем театре?» А артистам объявил: «Эта девушка пройдет красной нитью в истории театра!» Я, конечно, зарделась от неловкости и счастья. И в тот же день написала письмо Вере Марковне в Сочи, где она отдыхала в санатории. В письме все ей подробно описала, на что она мне прислала телеграмму следующего содержания: «Дура! Дура! Дура!» В общем, по ее настоянию я отказалась ехать в Оренбург, а на следующий год поступила в Школу-студию МХАТа.
- Вашими педагогами в школе-студии были выдающиеся мастера сцены - Софья Пилявская, Алексей Грибов, Александр Карев... Как-то вы сказали, что они учили студентов не только правилам ремесла, но и высоким правилам жизни...
- Это действительно так. Они были представителями истинной российской, русской интеллигенции, что проявлялось во всем: в манере одеваться, ходить, говорить, общаться, существовать на сцене. И то же самое прививалось нам. Софья Станиславовна Пилявская, красивая, гордая, независимая польская дама, и очень русский, наверняка происхождением не из столичной богемы, Алексей Иванович Грибов были едины в отношении к жизни и профессии. Поскольку они сами были яркие индивидуальные личности, то и нас учили быть не официантами от искусства и не лицами общего плана. С точки зрения профессии каждое их слово можно было записывать, и получился бы великолепный учебник театрального мастерства.
К занятиям относились очень строго. Прогулять? Да ни в коем случае! За два пропуска выгоняли. Потому что существовало правило: пришел учиться - учись! Здороваясь с нашими педагогами, мы не смели глаз на них поднять, однако всегда чувствовали уважение к себе. Никто и никогда не сказал нам ни одного оскорбительного слова. Терпеливо учили нас хорошим манерам. Софья Станиславовна - как держать себя за столом, правильно пользоваться приборами. Александр Михайлович Карев шпынял мальчишек, чтобы вперед пропускали девочек и не садились за стол раньше дам.
Все они были очень благородные люди, их отличала широта взглядов. Как вы понимаете, в те годы церковь подвергалась гонениям со стороны государства. Но наши педагоги не запрещали студентам носить крестики. Еще была памятна кампания по преследованию так называемых космополитов, а в Школе-студии МХАТа к ректору Вениамину Захаровичу Радомысленскому, еврею по национальности, относились с огромным почтением. Наши педагоги ничего нам не навязывали, не пропагандировали, но прививали любовь и уважение к полузапрещенным Пастернаку, Зощенко, Цветаевой, Ахматовой. Более того, нам позволялось читать их произведения на занятиях!
- А что еще читало московское студенчество 60-х годов, чем интересовалось?
- Мы часто бегали смотреть фильмы, которые шли в Москве «вторым экраном» (на первый, то есть на престижные киноплощадки, их не выпускали). Именно тогда я впервые увидела Тарковского, фильмы других выдающихся режиссеров. Читали Булгакова, передавали друг другу его произведения, подпольно отпечатанные на машинке. Также и Цветаеву, и Ахматову. Тогда же я впервые прочла «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. И, конечно, мы много читали классиков, готовили отрывки для чтецкого материала на занятиях. Хотелось научиться разговаривать по-русски так, как говорили Толстой, Тургенев, Чехов...
- После питерского детства, московской юности вы уезжаете - боже мой! - во Владивосток! И в этом, естественно, виновата любовь...
- Да, я вышла замуж за Юрия Чернышева, который учился в Москве на высших режиссерских курсах, и отправилась вслед за супругом к месту его будущей работы. Надо сказать, главный режиссер театра им.Маяковского Андрей Александрович Гончаров предлагал ему место в своем театре. Но Юрий Васильевич - человек, который очень ценит творческую независимость. С мэтром, как вы понимаете, он был бы этого лишен. Меня же после Школы-студии МХАТа приглашали на работу в Ленинградский Большой драматический театр к Георгию Товстоногову. Но я ничуть не лукавлю, когда говорю, что ни о чем в своей актерской судьбе не жалею. Я работала в театрах Владивостока, Магадана, Калининграда, Ростова, Луганска. Тринадцать лет назад приехала с мужем в Белгород. Здесь я сыграла очень значимые для меня роли, получила звание заслуженной артистки России...
- Каково же вам было столько раз все начинать сначала? И в быту, и в профессии...
- Конечно, сложно! Ведь каждый театр - это свой коллектив, в котором нужно прижиться и доказать, что ты чего-то стоишь, своя эстетика, своя атмосфера. Но так как у Чернышева есть режиссерский характер, ему всегда удавалось повернуть ситуацию на то, что необходимо именно ему. Поэтому мне приспосабливаться не приходилось. Я его режиссерскую эстетику знала, понимала. Она для меня всегда была очень интересна, неожиданна, непредсказуема и удивительна. Юрий Васильевич давал мне возможность проявить себя и раскрыться полнее и ярче. Я верила ему как режиссеру все больше и больше, а он вел меня, заставлял подниматься все выше и выше. И такое актерское обогащение не оставалось незамеченным зрителем.
- Значит ли это, что статус жены режиссера вам, скорее, помогал?
- Порой он мне очень мешал! Приходилось чувствовать себя обособленно от коллектива. Меня в труппах побаивались: как же - жена режиссера! Поэтому у меня не было возможности свободно высказаться, поспорить. А сейчас я чувствую себя более независимо, не боюсь выражать индивидуальное мнение по тому или иному поводу.
Надо сказать, что Юрий Васильевич, будучи главным режиссером, не особенно впускал меня в свою сферу. И никогда не позволял себе (и мне!) допускать в нашу жизнь то, что идет из актерских гримерок: слухи, разговоры, пересуды... Конечно, я часто играла в его спектаклях, он бесконечно много сделал для моего актерского развития, он знал мои возможности и то, как добиться от меня необходимого результата. Но при этом, поверьте, никакого давления на него я не оказывала: «Хочу сыграть такую-то роль, поставь такой-то спектакль!». Напротив, Юрий Васильевич всегда говорил и говорит: «Моя жена удивительный человек. Она не просит у меня ролей!»
- Судя по вашему актерскому багажу, вы играли в пьесах классиков и современников, в отечественной и зарубежной драматургии, были героиней и характерной актрисой. А в каких ролях вы чувствуете себя наиболее комфортно?
- Мне все равно, каково время написания пьесы, чей автор - наш или зарубежный... Для меня главное, чтобы драматургия была талантливой, а роль - интересной. Чтобы я понимала: в чем суть проблемы, какой характер играю, что это за женщина? Когда драматургия дает тебе возможность рассказать о сути женского бытия, о страданиях и радостях, через которые проходит каждая из нас, это, безусловно, привлекает. И я очень счастлива, что в тридцать с небольшим я уже играла возрастные роли: Лидию Васильевну в «Старомодной комедии» А. Арбузова, Евдокию Великомученицу в «Доме» Ф. Абрамова. Они многое открыли мне не только как актрисе, но и как женщине.
Конечно, особенно интересны роли трагедийного характера. Там есть возможность более серьезного исследования, более глубокого погружения в тайны человеческой природы. Но и комедии я очень люблю! Во-первых, мне хочется и нравится быть разной, во-вторых, заставить зал рассмеяться - надо постараться!
- Перефразируя Анну Ахматову, хочу спросить: из какого сора растут образы ваших героинь?
- Из самого разного. Прежде всего - из жизненных наблюдений. Что увижу, услышу на улице, в магазине, маршрутке - все идет в актерскую копилку. Подсматриваю реакции людей на те или иные ситуации, даже за коллегами не стесняюсь наблюдать. Порой заметишь интересный жест, мимическое движение и думаешь: «Так, если это заострить, подать сценически, может получиться очень выразительно!»
А еще надо не переставать учиться. У старого кино и театра, у современных хороших актеров. Я люблю в каждой новой роли быть ученицей.
- На своем бенефисе вы будете играть Хильду Шнеерберг в спектакле «Кабаре «Кармен». Чем интересна вам эта женщина и эта роль?
- Мне очень нравится пьеса Михаила Жилкина. Она глубокая по мысли, в ней столько поднимается проблем! Любовь и смерть, свобода и ответственность, искусство и жизнь... При этом пьеса очень актерская, близкая нам и понятная. В центре сюжета - судьба человека искусства, главная мысль - как легко убить художника. Вы заметили, каждый герой «Кабаре «Кармен» умирает. Кто-то физически, кто-то духовно. Моя Хильда Шнеерберг - сильная женщина, знаменитый режиссер - мертва уже давно. Не зря же она говорит, что лучшие свои фильмы сняла в эпоху немого кино. А сейчас Хильда - автомат, тот самый «психофизический аппарат», в который она пытается превратить всех членов съемочной группы. Что её сделало такой? Насилие. И она в ответ тоже, не считаясь ни с кем, творит насилие, растаптывает достоинство каждого, кто попадает под её «железную руку». По Достоевскому, «деликатности и достоинству совесть учит», а Хильда - человек, освобожденный нацистскими вождями от «химеры под названием совесть». Но человек без совести становится духовным мертвецом. И в этом трагедия моей героини.
К тому же роль Хильды такая сочная, яркая! Здесь и напряженный драматизм, и острая характерность, и вокальные номера, а какие восхитительные костюмы! Словом, настоящий бенефис.
- Ирина Залмановна, я вас всегда привожу женщинам в пример: «Идет Драпкина по улице - осанка прямая, причесана безупречно, одета стильно и со вкусом, на лице - улыбка». Как вам удается всегда поддерживать такой высокий жизненный тонус?
- А этому меня научили еще в Школе-студии МХАТа. Глядя на наших педагогов - и в жизни и на сцене, - хотелось им подражать, выглядеть и вести себя так же, как они - с достоинством и породистостью. Гладкая прическа, которую я предпочитаю, - это, кстати, именно от Софьи Станиславовны Пилявской.
Ну и потом, актерская профессия - публичная. Люди узнают нас на улице, здороваются, значит - надо выглядеть приподнято, эстетически соответствовать представлению зрителя об актрисе. Я каждое утро делаю зарядку, обливаюсь холодной водой. И очень радуюсь, что это правило мне соблюдать совсем не сложно.
- Наверное, правилам жизни и профессии вы стараетесь научить и студентов Белгородского института культуры, где преподаете?
- Хотелось бы... Но я и сама у них многому учусь. Знаете, современные молодые люди такие «шахматные гроссмейстеры»! Они очень прагматичны, просчитывают ситуацию на ход-два вперед. А мне этого не дано. Они умеют твердо сказать «нет». А я так не умею, хотя порой чувствую, что надо отказывать.
Так что процесс обучения у нас обоюдный. И мне не только приятно общаться с молодыми, я ощущаю в этом необходимость. Многие мои студенты - люди, увлеченные своим делом, интересующиеся профессией, целеустремленные. Меня это очень радует!
Беседовала Наталья ПОЧЕРНИНА.
Газета «Смена», 2006 год.